Второй ребёнок короля
Шрифт:
Он не боялся, хотя и был один.
Меня восхитила сила и уверенность этого мужчины. Очень хотелось, чтобы он посмотрел на меня. Может быть, подмигнул, кивнул или улыбнулся. Хоть как-то дал понять, что он мог бы помочь мне. Или поддержал, по крайней мере.
Ведь я спасла ему жизнь. Лишившись своей…
Но он ни разу не обернулся.
Когда дверь за ним закрылась, капитан Барно обошёл стол и опустился на табурет, где только что сидел незнакомец. Командир гвардейцев выглядел усталым. Когда он поднял на меня взгляд, я увидела красные прожилки в его глазах. Похоже, Барно не спал этой ночью. А может, и не только этой.
Его взгляд вдруг дал мне надежду. Возможно, все те резкие слова Барно сказал для незнакомца. Например, чтобы он сознался сам или как-то выдал своё участие в заговоре.
Но, похоже, мы оба ошибались насчёт этого Велейна. В нём не было жалости или сочувствия. Ведь эти чувства делают человека слабым, а незнакомцу слабости были неведомы.
Он мне не поможет.
Осознавать это было больно, но я не собиралась менять свои слова. Иногда я бывала ужасно упрямой. Особенно, если верила, что поступаю правильно.
Капитан долго молчал, разглядывая меня. А потом заговорил, вновь заставив меня задержать дыхание.
– Лидия, что бы ни заставило вас защищать Арьеда Велейна, он этого не стоит. Этот человек опасен для королевства. Он убийца и заговорщик, как и вся его проклятая семейка. Если вы покажете на него в королевском суде, то я лично буду ходатайствовать перед его величеством, чтобы вас перевели из соучастниц Марграда в свидетельницу его преступлений. Его и Велейна. Вы согласны?
Я изо всех сил стиснула пальцами края табурета. Потому что мне очень хотелось поверить словам капитана. Признаться, что именно Велейн принёс кровь магистру. А потом выйти из тюрьмы и зажить свободной жизнью.
Но именно сейчас я поняла, что капитан лжёт. Те резкие слова, что он бросил Велейну в лицо, как раз и были правдой. Для него я всего лишь глупая девка, которую показательно казнят, чтобы другим было неповадно. Меня никто не помилует. Участь моя уже решена, что бы я ни сказала.
От меня требуется лишь утянуть незнакомца за собой. Потому что повесить его капитану хочется намного больше, чем меня.
– Вы хотите, чтобы я солгала?
– Проклятая девка! – капитан хлопнул ладонью по столу, заставив меня вздрогнуть. А потом вскочил с места и направился к выходу, бросив через плечо: – В камеру её.
Меня отвели в прежнюю комнатку. Я опустилась на кровать в совершенном бессилии. Пыталась отрешиться от всего и не думать, но мысли роились вокруг слов капитана о том, что меня повесят.
Было очень сложно поверить, что я скоро умру. Что меня не станет в этом мире, в то время как всё остальное продолжит жить.
Разве подобное возможно?
Я сидела на тюремной кровати, поджав под себя ноги и прислонившись к стене, и думала о том, сколько мне осталось. Будет ли мне больно? Где это случится? Здесь, в тюремном дворе, или на главной площади?
Не хотела думать об этом, старалась переключиться, но больше ни на чём не могла сосредоточиться.
Кашу с хлебом и водой мне приносили ещё дважды. Но есть я уже не могла. Ожидание того, что скоро всё решится, держало меня в безумном напряжении и не позволяло расслабиться даже на секунду.
Дверь открылась, когда по моим ощущениям уже наступила ночь. Я только погрузилась в зыбкую дрёму, но тут же встрепенулась.
На пороге стоял гвардеец. Сердце застыло на несколько мгновений, а затем забухало в грудную клетку. Я поняла, что время пришло.
– Выходи, – велел гвардеец, подтверждая мою догадку.
Глава 9
Я тяжело поднялась с тюремной лежанки. От долгой неподвижности мышцы затекли и теперь словно бы рассылали огненные стрелы по всему телу.
Меня снова сопровождали двое – один спереди и другой позади. Оба гвардейца молчали. То ли из-за позднего времени уже не были настроены болтать, то ли не желали тратить слова на ту, которая всё равно скоро умрёт.
Мы вышли на улицу. Я с жадностью вдохнула свежий ночной воздух. Сутки взаперти дали понять, каким упоительно сладким он может быть.
Меня подвели к экипажу и открыли дверь, приглашая забраться внутрь.
На этом моя осторожность дала сбой. Страх перед неизвестным оказался сильнее.
– Куда вы меня повезёте? – я обернулась к своим конвоирам и попросила: – Скажите, пожалуйста.
– Залезай и помалкивай! – один из гвардейцев грубо схватил меня под локоть и затолкнул в экипаж.
Я зашипела от боли. На руке наверняка останутся синяки от столь грубого обращения.
Этот же гвардеец забрался за мной следом. А второй остался снаружи. Если б было наоборот, может, я бы и рискнула снова задать вопрос. Но продемонстрированная грубая сила отсекла всякое желание пробовать ещё раз.
Занавески на зарешёченных окнах были задёрнуты. Раскрыть их или даже чуть сдвинуть я не решилась. Поэтому находилась в полной неизвестности, куда движется карета. И оставалось лишь утешаться тем, что снаружи всё равно ночь, и ничего не разглядеть.
Экипаж тронулся с места. Я сидела на гладком деревянном сиденье, словно на иголках. Мысль, что меня везут на казнь, намертво засела в голове и отказывалась её покидать.
Когда сквозь плотную материю занавесок стал просачиваться жёлтый свет фонарей, я поняла, что мы вернулись в город, и задрожала ещё сильнее. Даже плащ уже не справлялся с ознобом.
Ведь казни преступников совершались поутру на главной площади. По моим подсчётам до рассвета оставалось несколько часов, а значит, и моя жизнь неумолимо приближалась к концу.