Второй шанс-IV

Марченко Геннадий Борисович

— Товарищи, простите Христа ради, задумался!

— Задумался он, — передразнил «работяга». — Дать бы тебе по шее… Ты как себя чувствуешь? Ничего не поломал?

— Да вроде всё на месте, — констатировал я, оглядывая и ощупывая себя.

— Испачкался только, — заметила вопившая давеча старушка и попыталась варежкой отряхнуть мне спину.

Между тем рядом остановились ещё несколько автомобилей, водители которых покинули кабины, присоединившись к толпе любопытствующих.

— Так, в чём дело?

А вот и гаишник нарисовался. Народ наперебой кинулся объяснять, а я стоял, понурив голову и чувствуя себя полным кретином. Сотрудник Госавтоинспекции

быстро навёл порядок, народ рассосался в течение буквально пары минут. А дальше он отвёл меня в круглую стеклянную будку, стоявшую на следующем перекрёстке, где принялся составлять протокол.

— Проезжая часть — не место для подсчёта ворон, — укорял меня инспектор, заглядывая в мой паспорт. — Мог спровоцировать крупное ДТП. Да и сам чуть не погиб. Как умудрился так удачно упасть, что самосвал над тобой пролетел?

— Сам не знаю, — пожал я плечами. — Может, благодаря занятиям боксом успел среагировать.

— Постой-ка, постой-ка… Ты тот самый Варченко, который чемпион Европы по боксу?

— Ага, юниорского, — кивнул я.

— И который книжку написал… м-м-м… «Остаться в живых»!

— Угу…

— И который в «Песне года» был? Этой… Пугачёвой и ещё там какому-то артисту песню сочинил?

— Добрынину, — подсказал я.

— Точно! А я-то смотрю — лицо знакомое! Да как же ты так, парень?! Ведь подумать только, страна могла в один момент лишиться и перспективного боксёра, и писателя, и композитора… А родители твои где?

Я честно рассказал, что с мамой мы почти через час встречаемся на вокзале.

— Что же нам с тобой делать?.. Ладно, обойдёмся без протокола. Вы свободны, товарищ Варченко, — перешёл на официальный тон гаишник, возвращая мне паспорт. — Но впредь постарайтесь быть более внимательны на дороге.

— Спасибо, товарищ старшина! — с чувством произнёс я, пряча документ во внутренний карман куртки.

Оказавшись «на свободе» и всё ещё переживая про себя недавние события, пришёл к выводу, что это мне не иначе как помогла вкачанная в меня потусторонней сущностью интуиция. Что ж, не самые приятные ощущения, сопровождавшие «закачку», того, пожалуй, стоили. Представил, что случилось бы, не сработай «шестое чувство», и сразу малость поплохело. Ладно я, перерожусь во что-нибудь в этом самом «котле», но маме-то каково было бы узнать, что единственный сын… Аж на слезу прошибло, всё-таки старческая сентиментальность ещё даёт о себе знать.

Маме о едва не унёсшем мою жизнь происшествии я ничего рассказывать не стал, как известно, нервные клетки не восстанавливаются. Это, правда, сейчас известно, а учёные в моём будущем уже точно знали, что восстанавливаются. Однако на фоне переживаний у человека может случиться инфаркт или инсульт, так что ну её, от греха подальше. Родных надо беречь.

Мама, правда, заметила, что я какой-то не такой, как она сказала, дёрганый. Но я придумал отмазку, что стал свидетелем ДТП, в котором, не исключено, пострадали люди. И то мама прижала ладонь ко рту, сделав брови домиком, тем самым демонстрируя своё сострадание, пусть даже и к незнакомому человеку.

На этот раз нам достались места в СВ, и ни кс кем делиться полками не пришлось, благо что в купе СВ их всего две, и обе нижние. Перед сном успели поговорить о моих «спонсорских» планах.

— Максим, твои деньги, ты их зарабатываешь, поэтому распоряжайся ими на своё усмотрение, — сказала мама в ответ на моё предложение о закупке инвентаря для клуба. — Отец, конечно, может что-то возразить, но на его месте я бы лучше молчала.

Батя

и впрямь попытался вставить свои пять копеек, мол, с какого перепуга я должен тратить деньги из семейного бюджета на какую-то секцию, которая находится на балансе какого-нибудь ведомства. Вот пусть они и закупают инвентарь. Однако после пятиминутного выплеска эмоций от мамы отец предпочёл за лучшее закрыться в ванной, сделав вид, что ему неожиданно приспичило.

А во вторник после тренировки я задержался, чтобы поговорить с Храбсковым.

— Валерий Анатольевич, давайте мы с вами составим список хотя бы самого необходимого, — заявил я, отхлёбывая в тренерской из стакана горячий чай. — Думаю, новые перчатки точно не помешают, как боксёрские, так и тренировочные шингарки. Мешки, опять же, два новых, в прошлом году полученные клубом по распределению, а пять провисли, всё их содержимое вниз ушло. Груша у нас одна, уже зашитая сбоку.

— Да, я сам зашивал в прошлом месяце дратвой, — кивнул Анатольич.

— Но груш в «Спорттоварах» нет, я вчера заходил, узнавал… Покрытие ринга тоже штопано-перештопано. Ему сколько лет?

— Лет семь-восемь…

— Пора менять. В «Спорттоварах» я н спрашивал, но вряд ли мы его там найдём?

— Вряд ли, — согласился Храбсков, — мы его, помню, из Москвы с Петровичем привозили.

Петрович — это ещё один тренер в нашем клубе, раньше Храбскова появился, он вёл две группы младших и старших юношей. Возраста он был уже предпенсионного, постоянно жаловался на какие-то болячки и грозился при получении статуса пенсионера сразу же забить на бокс. Не знаю, в прошлой жизни Петрович впахивал в зале чуть ли не до семидесяти, пока его не разбил инсульт прямо на тренировке.

— Так ты что, правда собрался всё это купить для клуба?

Анатольич всё ещё не мог поверить, что его ученик действительно решил потратить собственные, как он выразился, сбережения на обновление клубного инвентаря. Но в итоге мы всё же договорились встретиться завтра во второй половине дня возле магазина «Спорттовары» на Красной. Туда я сбегал накануне, в понедельник вечером после репетиции, выяснил, что у них имеется боксёрский инвентарь, и теперь оставалось найти машину, которая могла бы всё это перевезти в клуб. Храбсков договорился за пару бутылок водки с соседом по дому, у которого была возможность покалымить на «буханке», и вместе с ним к четырём часам дня подъехал к магазину спортивных товаров.

— Девушка, я вчера общался с заведующей магазина насчёт закупки боксёрского инвентаря.

— Сейчас я её приглашу.

Продавщица, по возрасту уже и не совсем как бы девушка, скрылась в подсобке, откуда через полминуты вернулась вместе с заведующей. Та проводила нас с Анатольичем в подсобку, забитую спортивным инвентарём. Примерно полчаса спустя мы с тренером загрузили в «уазик», выскребя подвал подчистую. В том смысле, что забрали всё, имеющее отношение к боксу. А как-то: семнадцать пар боксёрских перчаток, тринадцать пар «шингарок» (всё, что имелось), пять мешков (больше тоже не было), семь пар боксёрок от 40-го (меньше не было) до 42 размера, 12 маек красного цвета и 8 синих — тоже всё, что было более-менее подходящего для подростков размера. Боксёрские трусы были только белого и красного цветов, причём их имелось в достатке, и я, посоветовавшись с Храбсковым, взял двадцать штук. Ну и до кучи закупил имевшиеся в наличии двадцать две резиновые капы: не анатомических по строению челюсти, как у меня, а литых, достаточно тонких, такие при желании можно и прокусить.