Второй шанс
Шрифт:
— Не смей называть меня неразумной, когда ты не мог её найти!
— Ш-ш-ш!
— Это ты «ш-ш-ш», Лиза! Боже. — Мама бросила попытки говорить тихо и рявкнула на меня: — Иди собирай свои вещи, сейчас же! Завтра — то есть сегодня — мой день, несмотря на всю эту чушь.
Я застыла у двери, парализованная их спором. Взглянув на отца, я увидела его резкий кивок и бросилась вниз в свою комнату. Моргая, я пыталась сдержать слезы,
Просто давно у них не было таких разборок. И мне было противно, что я стала причиной ссоры, а они обсуждали меня, словно меня не было рядом. Будто я предмет их спора, а не ребёнок, которого они должны любить.
К счастью, я рано поняла, что могу пресечь многие из их разногласий, связанных со мной. Выполняя все их прихоти и желания, когда кто-то из них сильно недоволен, я часто могла остановить скандал.
Моя суперсила, так сказать.
К сожалению, на этот раз моя суперсила была бессильна.
Я поднялась по лестнице и едва ступила на кухню, как мама уже заявила:
— Только офис адвоката откроется, я буду у него, Том. Подаю на изменение соглашения опеки, потому что после этого ни за что на свете не позволю ей навещать тебя в Техасе.
— У меня даже не было возможности сказать ей…
— Отлично.
— Бет, — процедил он сквозь зубы. — Ты не в своём уме, если думаешь, что из-за того, что Эмили забыла мне написать, ты сможешь добиться пересмотра соглашения.
Со второго этажа, через радио няню на кухонном столе, раздался сонный плач Логана. Лиза на мгновение сверкнула гневным взглядом на обоих моих родителей, потом перевела его на меня, намекая, что я снова всё испортила. Затем она встала и решительно поднялась по лестнице.
Плач Логана усилился через радио няню, и мы втроём просто уставились на неё на секунду, слушая.
— Пошли, Эмили, — мама держала ключи в руке. — Мы уходим.
— Эм, — я прочистила горло. — Я сейчас выйду. Мне просто нужно взять ещё кое-что.
— У тебя одна минута.
Она вышла за дверь, а я повернулась к отцу. — Я поговорю с ней. Я заставлю её…
— Иди уже, пока она не вернулась, — отмахнулся он.
Я тяжело сглотнула. — Прости, папа.
Он встретил мой взгляд, и в его глазах застыло такое глубокое разочарование, что сквозь пелену слёз я едва видела его лицо. Он снова сглотнул, и его голос дрогнул:
— Ты даже не представляешь, что натворила, доченька.
***
Как только мы оказались у дома мамы, она разразилась сорокапятиминутной тирадой о моей безответственности. Судя по всему, её не волновал ни спящий муж, ни мопс — она орала так, что стены дрожали.
Она забрала мой телефон и объявила, что я наказана так, как никто и никогда не был наказан. Ни друзей, ни телефона, ни библиотеки, ни
Она запретила мне читать.
Да-да, именно.
— Я вынесла все книги из твоей комнаты, и даже не думай брать что-нибудь в библиотеке. — Она скрестила руки и смотрела на меня с таким отвращением, словно я какое-то отвратительное существо. — Это, конечно, абсурд, но мне кажется, с книгой в руках ты найдёшь счастье даже в одиночном заключении.
Она сменила пароль Wi-Fi, полностью лишив меня доступа к интернету, и сообщила, что звонила в спецучреждение для трудных подростков, чтобы узнать о возможности «временной реабилитации» для «проблемного» ребёнка. Я понимала, что она просто пугает меня, но когда мама в бешенстве, никогда не знаешь, на что она способна.
Я не могла её винить за злость. В конце концов, я заявилась к бабушке, никого не предупредив, заставив их волноваться, паниковать и часами обзванивать всех моих знакомых.
Я легла спать, но сон не шёл ко мне. В голове кружилось столько мыслей, не давая заснуть.
В первую очередь, меня преследовало навязчивое «почему». Почему со мной произошла эта космическая аномалия, этот невероятный, словно из кино, повтор дней? Хотя мне и хотелось стереть это из памяти, как незначительный эпизод, реальность была такова, что это произошло.
Да, произошло.
Неважно, было ли это изменённое состояние сознания — например, из-за взаимодействия лекарств или невероятно длинного сна — или же реальным явлением, но я пережила несколько Дней Святого Валентина.
Я не была сумасшедшей.
Так… почему?
Некоторое время я ворочалась в постели, но беспокойство о причине моих странных переживаний в итоге уступило место огромному чувству надвигающейся беды. С каждой проходящей минутой ко мне возвращались воспоминания — неприятные воспоминания о том, что я сделала во время ДБП. Поступки, слова, люди, которых я, несомненно, разозлила.
Как я завтра пойду в школу?
Может, сменить внешность, чтобы никто не узнал меня?
Перевестись до завтра?
Я зарылась лицом в подушку и застонала, потому что, кроме как попасть в аварию, не было шансов, что мама разрешит мне не идти в школу.
И это не было преувеличением.
Даже если бы меня утром рвало так, что фонтаны били бы, мама просто посоветовала бы брать с собой на уроки пакетик на всякий случай. «С каждой рвотой, Эмили, думай, как можно было избежать этой ситуации. Это будет хорошим уроком».
От школы было не отвертеться. Мне предстояло пойти туда и быть растерзанной всем ученическим составом школы Хейзелвуд. Лорен, Лалли и Николь устроят из меня публичное посмешище, и ни у кого в школе даже мысли не возникнет вступиться за меня, рискуя своим социальным статусом.