Второй шанс
Шрифт:
– Летом сделаем, - вздохнул её муж. – Её нужно полностью менять, а зимой это невозможно, где же нам тогда жить?
– Да и денег нет, - добавил Женя.
– Ещё кредит за окна выплачивать.
– Я понимаю, ребята, - покивала головой Лена. – Но, может, вы пока займётесь внутренней отделкой? Купим недорогой краски и обновим хотя бы кухню, а то она просто чёрная от копоти.
Антон постучал кулаком по стене и из-под его пальцев посыпались куски старой побелки.
– Это можно, только пыли будет…
– Я всё уберу, - пообещала Лена. – Новый
И парни занялись покраской стен, а когда сдирали трухлявую дранку, в стене за печкой Женя обнаружил тайник. В нем лежала большая шкатулка, полная царских серебряных монет. Пересчитав их, Антон заухмылялся:
– Живём!
Двадцать два николаевских рубля и пятнадцать полтинников решили понемногу сдавать в ломбард, а вырученные деньги пустить на ремонт и обновление дома.
Так миновала зима, а за ней и весна. Женя жил сегодняшним днём, даже не пытаясь думать, что будет завтра, но... жизнь внесла свои коррективы. И коррективы страшные. Однажды вечером Семёнову позвонили ГАИшники с сообщением, что машина его родителей попала в аварию.
– Не выжил никто, - сухо сказал низкий мужской голос.
– Простите за эти новости, но вам надлежит немедленно приехать в Рушевку.
Как добирался до Киева, Женя даже не помнил. Антон хотел поехать вместе с другом, но тот воспротивился.
– У тебя семья, работа, дел невпроворот, а Лене с домашним хозяйством одной не управиться, ведь маленький ребёнок на руках.
– Да я на пару дней…
– Нет, только зря потратишь деньги. Прости, друг, но ЭТО я должен сделать сам.
– Какой кошмар!
– рыдала Лена. – Мы так любили твоих родителей, Женя, они сделали нам столько добра.
– Я знаю. Простите.
– За что?
– Потому что уезжаю один… и когда вернусь, неизвестно.
– Делай, что должен и будь, что будет, - кивнул Антон. – Это твоя жизнь, друг. Но знай, мы, в Херсоне, будем ждать тебя всегда.
– Только звони почаще, - попросила Лена.
– Обязательно.
* * *
На похороны Семёновых собрался весь их небольшой городок, затопив многолюдьем центральную площадь. Православная церковь не смогла вместить всех желающих, поэтому распахнула двери настежь, чтобы люди слышали прощальные слова священника. Женю, почерневшего от горя, было не узнать – за два дня у него совершенно выбелились сединой виски, также много проседи было видно в волосах, и это у молодого ещё парня.
– Мы же одноклассники, - рыдала в толпе какая-то беременная молодуха. – Жене только 27.
– Будет летом, - добавил, стоящий рядом мужчина.
– А он уже весь седо-ой, - голосила одноклассница.
– За одну ночь изменился, - вновь вклинился мужик, - Женя приехал ещё прежним, черноволосым, а как побывал в морге… Он очень любил родителей.
– Их все уважали, - шмыгнула носом дородная тётка. – Порядочные
Поминки справляли в Семёновском ресторане, который резко изменился, спрятав антураж веселья до лучших времён, да и персонал, одетый в чёрное, был неразговорчив. Люди в ресторане не задерживались, быстро помянув покойных, все расходились по домам. Женя, сидевший во главе центрального стола, лишь молча курил, пустым взглядом рассматривая свою тарелку.
– Съешь хоть немного, - проворчала ему Петровна, которая уже много лет командовала официантками ресторана. – Тебе силы нужны.
– Для чего? – тихо спросил Женя.
– Пройдёт несколько дней и встанет вопрос, что нам всем делать? – грозно напомнила ему женщина. – В «Лоре» работает 20 человек. Ты же их на улицу не выбросишь? У каждого семья, а хозяйка всегда о нас заботилась, - тут Петровна не выдержала и, рухнув рядом на стул, в голос зарыдала. – Ой, горе-то какое!
Парень поморщился, закрыл глаза и постарался отрешиться от окружающих звуков.
«Один. Я теперь совсем один. Да, есть Антон и Лена, но у них семья и своя жизнь, которую я не собираюсь усложнять. Буду наезжать иногда в гости, но на этом всё. С Херсоном покончено. И что теперь? Как жить дальше?»
Он очнулся и окинул удивлённым взглядом зал.
«Пусто. Все разошлись. Ну и ладно. Мне сейчас не до бесед». Уже вставая из-за стола, Женя обнаружил на своей тарелке клочок бумаги, где был записан ряд цифр и лишь одно слово – «Сигнализация».
– Да, порядок должен быть везде, - пробормотал парень. Он обошёл главный зал ресторана, вспоминая, как тут всё было раньше и отметил изменения, о которых рассказывала мать: новую эстраду для музыкантов (Лариса не признавала новомодных ди-джеев с их непонятной музыкой), светящийся потолок с сотней маленьких лампочек, тяжёлую тёмную мебель, а ещё картины, которые выискивал на вернисажах для ресторана Владимир Иванович.
«Очень добротно, - кивнул молча Женя. – Домашняя обстановка. Тут, должно быть, уютно проводить время, не спеша смакуя ужин. Кстати, площадка для танцев уменьшилась вдвое – правильное решение. Ресторан – это место для еды, а не активного отдыха. Сейчас молодёжь больше тусуется в ночных клубах».
Он остановился в холле, включил сигнализацию и вышел в ночь. Рушевка уже спала, лишь кое-где светились окна пятиэтажек, да центр городка освещался фонарями, возле которых вилась майская мошкара.
«Весна заканчивается, - подумал Женя. – Сбежать бы отсюда куда-нибудь, где меня никто не знает». Но слова сказанные Петровной гвоздём засели у него в голове. Мать давала людям работу, закрыть «Лору» означало оставить их семьи без заработка. И хотя беспредел, ещё недавно рвавший страну на куски, начал стихать, надёжная работа с достойной оплатой была всё ещё пределом мечтаний рядовых украинцев. Поэтому, дождавшись 9-го дня после смерти родителей, Женя вызвал к себе домой ключевых фигур ресторана: Петровну, главного повара Алевтину и управляющего Сашу Жмыха.