Второй вариант
Шрифт:
— Я даже не знаю, о ком писать. Вы — ладно: мужики. Но ваши семьи — героические семьи!
Сказал и сам услышал, что это прозвучало фальшиво. Да и воспринято, наверное, было так же. Хотя высказал он то, о чем в тот момент думал.
Не было с БАМа жалоб, потому что все жили в одинаковых условиях. Потому что в той железнодорожной части был командиром низенький, рыжеватый и конопатый подполковник по фамилии Железнов, который сказал однажды на партийном собрании:
— Первые дома — многодетным. И тем, кто себя не жалеет. Я и мои заместители из вагонов переселяемся последними...
Вот она, социальная справедливость,
Зато он причислил себя к тому братству, которое завязывает узлы памяти на всю жизнь. Его московская квартира стала гостиницей для бамовцев. Он привечал их, несмотря на хмурые взгляды жены, даже незнакомых с записками от знакомых, помогал им доставать билеты на самолеты и поезда. И с душевным расположением пел с ними бамовские песни. Узы всегда крепче, если они сотканы в трудные дни, если когда-то из одного котелка ели, в одной палатке спали, шагали плечом к плечу, летали на одном вертолете...
Новиков поймал себя на мысли, что с симпатией глядит на копошившегося среди разнообразного груза белозубого Толика, как его называли все без исключения сослуживцы и даже малознакомые офицеры. И не случайно: бывают же такие никогда не унывающие, с душой нараспашку люди, готовые товарищу последнюю рубашку отдать и последний кусок хлеба поделить пополам. Вот и Толик, видимо, из таких, а таких в боевой обстановке уважают особо...
Новиков глянул в круглое вертолетное оконце. Горы тянулись неровными грядами. Там, где не было снега, они смотрелись мрачно и безжизненно, все в коричнево-серой краске. Только у самого дна ущелья, над которым шел вертолет, виднелась лесная кромка — «зеленая зона», как здесь называют. Там поблескивала речушка, увертливая и неспокойная, как уж. Минута-другая, и она скрылась из поля зрения вместе с зеленой кромкой. Пошла заснеженная гряда. Снег сливался с низким густо-белым облаком, казалось, вертолет вот-вот заденет его.
Новиков машинально продолжал держать в руках блокнот и бланк телефонограммы от жены. Заметив это, вздохнул не то чтобы с облегчением, но и без тягости. И опять подумал, что и сам он не сахар и для нормальной семейной жизни не шибко подходящий человек. Но переделать себя уже не сможет. И даже если к нему однажды забредет на московский огонек вот этот самый Толик, который что-то ищет среди мешков, он и его приветит, как бы жена ни ворчала.
Странно, но за всю свою жизнь Новиков так и не встречал мужиков, на которых бы жены не ворчали. А нет ли тут какой-то сермяжной логики? Ведь женщина — хранительница домашнего очага, и ворчание — это охранительная профилактика, напоминание о семейных обязанностях.
Новиков вдруг решил, что у них с женой все не так уж и плохо. А будет лучше. Должно быть лучше. Сразу же, с самого момента встречи в аэропорту, когда он возьмет жену за руки и скажет:
— А помнишь?..
Им было что помнить. И даже если воспоминания только пепел, то под пеплом часто можно найти живой уголек...
Новиков уткнулся лбом в стекло иллюминатора. Гул двигателя и тряска не мешали ему. Где-то далеко, во вчерашнем дне, прозвучал вступительный аккорд и глуховатый голос Лехи Харькова вывел чисто и со значением: «Гранатовый цвет, гранатовый цвет...»
Вертолет по-прежнему шел над горами, освещенными солнцем. И далеко внизу то появлялась, то исчезала на снегу маленькая его тень.
— Скоро Кандагар! — прокричал подошедший Толик.
И в этот момент; машину тряхнуло так, будто она натолкнулась на что-то. Ровный гул двигателей перешел в стреляющий чих, Толик загримасничал, открывая и закрывая рот с железными зубами. Затем засуровел, глянул пронзительными глазами на Новикова.
— Приехали. Зацепили нас душманы...
Из пилотской кабины выглянул штурман, закричал:
— Толик, дай запаску корреспонденту! Прыгайте!
Двигатели остановились, и вертолет круто пошел на снижение, все еще пытаясь удержать равновесие.
— Нету запасного, — каменно-спокойно сказал в тишине Толик. — Надевай мой!
— Ты с ума сошел! — закричал Новиков.
— Говорю, надевай и прыгай!
— Прыгай сам!
Наверное, еще оставались какие-то секунды. Наверное, еще была возможность, кому-то спастись.
— Прыгай же! — орал Толик, натягивая на Новикова парашютные лямки. — Пры-ыгай!..
Вертолет клюнул носом и стал стремительно падать на скалы...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Вот и все. Вот и прощаюсь я со своим коллегой Новиковым.
Должен сразу признаться читателям, что все фамилии в этой документальной повести реальные. Кроме одной: Новикова. Но мне хотелось показать работу военного журналиста в боевой обстановке. И тому есть достаточно оснований. Многие факты, связанные с Новиковым, и на самом деле, как говорится, имели место. Только происходили они с разными людьми. Описывая их, я видел перед собой не вымышленного человека, а конкретных людей. В разное время в Афганистане побывали журналисты из «Красной звезды» — полковники Виктор Филатов, Виталий Скрижалин, Юрий Беличенко, майоры Александр Олийник и Виктор Светиков, фотокорреспондент Алексей Ефимов и некоторые другие. Много интересного написал и рассказал об этой стране корреспондент газеты «Правда» Виктор Верстаков. А майор Валерий Глезденев из окружной газеты «Фрунзевец» погиб примерно в таких же обстоятельствах, как и мой вымышленный Новиков.
Событиям же, происходившим с реальными лицами, свидетель я сам. Встречался с ними, лежал, отстреливаясь, за скатами автомобилей, пил квас «Кишмиш». Хранится у меня и фотография Удута с дедом. Не знаю, как сложилась его судьба. Известно лишь, что кишлак, куда они с дедом ушли из лазарета, был вскорости разрушен душманами. А жителей они угнали с собой в горы.
С грустью вспоминаю Александра Каверзнева. Он умер через несколько дней после возвращения из командировки. Первое время меня часто спрашивали, не подстрелили ли его, не отравили ли?
Нет, не подстрелили. Он просто работал на износ, пренебрегая опасностью. Мы прилетели в Москву одним рейсом. Он уже и по дороге домой чувствовал себя неважно. А через три дня — стафилококковый менингит... Врачи уже были бессильны...
В самом начале повести упоминались командир полка Евгений Комаров и начальник штаба Георгий Крамаренко. Подполковник Комаров преподает сейчас в Академии имени Фрунзе. Ходит на протезе. А подполковник Крамаренко после возвращения из ДРА служит в одном из округов. Оба они награждены орденами.