Второй вариант
Шрифт:
Новиков держал мину в руках, разглядывая ее, такую изящную и уже безопасную, и вдруг понял, что точно такую уже видел и даже дотрагивался до нее. Хотя точно знал, что этого не было и не могло быть. И вдруг вспомнил: ночь, общежитие, где его разместили на ночлег, настольная лампа на тумбочке. Стоп! Вот тогда он и потрогал лимонно-желтый абажур — точную копию верхней части «TS—6,1». Не может быть!
— Андрей! — обратился он к Точкину. — А из корпуса такой мины абажуров для настольных ламп, случайно, не делают?
— Делают, — буднично ответил
Оставалось лишь тихо подивиться солдатской смекалке и ждать нового дорожного сюрприза. Вперед уже вышел рядовой Виктор Панов с овчаркой по кличке Тэгри. Но им отличиться не пришлось. Все было спокойно.
А у контрольно-диспетчерского пункта Новикова ждало место в колонне наливных машин. Душманы снова подорвали линию электропередачи, и многие жители остались без тепла и света. Колонна двигалась от границы к Кабулу, пересекая хребет Гиндукуш через перевал Саланг.
ЗАСАДА
— Будем знакомы! Рядовой Виталий Музыка, — сказал водитель новенького КамАЗа. — Мне уже командир сказал, что с военным корреспондентом поеду.
Новиков был в гражданском, потому представился по имени-отчеству.
— Вы, случаем, не были на учениях «Запад-81»? — спросил Музыка.
— Был.
— Ух, ты! А меня не видели?
— Не видел.
— Ну как же так? Меня же в кино снимали! Когда форсируют Западную Двину, в колонне есть «Урал 43-20» с гаубицей на прицепе. Это я!
Сразу было видно, что Виталий Музыка из говорунов. Новиков подумал, что с ним в дороге не соскучишься. Оно и к лучшему, разговор с человеком — тоже работа для журналиста.
Музыка успевал говорить и замечать все, что происходило за пределами автомобиля.
— Поганая природа, — говорил. — Дерева почти не растут. Так люди прутики с тряпочками втыкают. Шо вонэ таке?
— Это место захоронения, — ответил Новиков.
— Без кладбища?
— Путники в горах погибали...
Музыка вздохнул для приличия, потом замурлыкал что-то себе под нос. И вообще, он то напевал, то рассказывал байки. Причем все в его рассказах происходило запросто и обязательно с юмором. Лишь иногда он сердито бубнил — в те моменты, когда нечетко получалось у него с переключением передач.
Первый рейс совершал рядовой Музыка на новеньком КамАЗе. Недавно отправил «на пенсию» свой заслуженный, побывавший во многих переделках «Урал» и еще не привык к новой машине.
— Товарищ корреспондент! — вдруг сказал он. — Вы бы сумочку-то на колени положили. Видите, кусточки? Не нравятся они мне. Дадут очередь и расщепит все мущинское. А сумочка-то у вас вроде как с книжками — защита... Ох, не нравятся кусточки...
Ну Музыка! Будто зрил сквозь кусты, будто нюхом почуял опасность!
— Через меня сигайте и за скат! — заорал он. — Сигайте, говорю! А то за вас ротный голову открутит!..
С момента, как встала колонна, время словно бы заклинилось. Красно-дымный факел загородил дорогу. Новиков, лежа с автоматом у заднего ската, ждал, что вот-вот рванет и тогда пойдут полыхать другие цистерны. И водителя горящего «Урала» нигде не было видно. На диспетчерском пункте Новиков как-то не обратил на него внимания, когда тот подошел и попросил у Музыки закурить. Запомнил только имя с фамилией: Владимир Крот... И вот теперь его «Урал» с соляркой горел, а сам он почему-то оставался в кабине. А из кустов продолжали стрелять, и их КамАЗ был самой распрекрасной мишенью для гранатометчика. Надо было что-то предпринимать, потому что беспомощность и ожидание беды — самое страшное. А Крота все не было видно.
Новиков метнулся к горящей машине, но Музыка вскочил на ноги и толкнул его на землю:
— Куда?! Куда же вы? Подсекут, а я отвечай?..
Он дал длинную очередь по кустам. Расстреляв диск, пополз, прикрывая голову автоматом и повторяя одни и те же слова:
— У-у, зараза душманская!
Полз, и Новиков не понимал, почему тот не может доползти, хотя расстояние всего-то, метров пятнадцать. И только когда Музыка повернул назад, сообразил, что красно-дымный факел стронулся и пополз, забирая вправо, туда, где далеко внизу билась между скал чистая голубая речка.
«Урал» боднул придорожный слабенький столбик, накренился, замерев на мгновение, и, будто решаясь, сунулся вперед всей массой. В эту секунду и вывалился Крот из кабины, упал на землю, вытянув шею, провожая взглядом в последний путь своего железного друга...
Дорога была свободна. Вести бой — это дело охранения, а задача колонны — как можно быстрее уйти из-под огня.
Новиков рывком вметнулся в кабину, и тут же чуть ли не на него свалился Музыка. Тронул свой КамАЗ с места, не закрывая дверки. Завопил что есть мочи:
— Вовка! Вовка!
Притормозил около Крота, и тот, вроде бы даже не торопясь и не таясь, влез головой вперед в кабину. Уткнулся в колени Новикова. Музыка давнул педаль газа, и КамАЗ ринулся вперед, не выбирая наезженной колеи...
Когда километра через два колонна подтянулась и встала, Музыка сказал:
— Ну, вот и порядок. А тебя ранило, что ли? — спросил Крота.
Тот сидел бледный и угрюмый. Ответил:
— Машину жалко.
— Та она у тебя вся в заплатках! Сам-то как?
— Все равно жалко. А сам — не знаю. В ушах гудит...
— Пройдет. Зато теперь, может, орден дадут. Везет же людям!
«Ничего себе везет! — подумал Новиков, прощаясь с Кротом, который пересаживался в санитарную машину. И вспомнил разговор перед отъездом в ДРА с генералом Овчинниковым, который сказал, что профессия военного водителя в условиях Афганистана — профессия героическая. Тогда он воспринял его слова с некоторой отвлеченностью, но, оказавшись в автоколонне, сначала в рисовой, а теперь вот в наливной, переосмыслил услышанное. И с какой-то пронзительностью ощутил правоту генерала-политработника.