Второй вариант
Шрифт:
— Товарищи! — начал Цагол-Ахмат, обращаясь к собравшимся. — Граждане! Вы видите, у нас есть сила, — и показал на выстроившийся батальон афганской армии. — Но мы не хотим стрелять. Мы не хотим крови не только вашей, но и ваших родственников, тех, кто скрывается в горах...
Как убедить этих людей, никогда не державших, за редким исключением, в руках газеты, что Саурская [4] революция свершалась для них? Как донести им слово правды о целях народной власти, если изо дня в день им твердили, что она — порождение
4
Саурская — апрельская.
И он на память стал читать суру из корана, которую можно было истолковать как призыв к человеколюбию. А сам покосился налево, где отдельной кучкой собрались невозмутимые старики. Заметил, что кое-кто из них закивал седой бородой в знак согласия. И тут же наткнулся на взгляд нового человека, незаметно подошедшего к старейшинам и по возрасту совсем неподходящего к их компании. Чернобородый, волосы до плеч, в кожаной куртке, перетянутой ремнями, он весь был увешан оружием. Глядел на Цагол-Ахмата пронзительно и даже с каким-то вызовом: говори, мол, а я послушаю.
И Цагол-Ахмат стал говорить, теперь уже обращаясь только к нему, глаза в глаза. Народ понял, зашелестел шепотом и смолк, когда Цагол-Ахмат начал рассказывать о зверствах, чинимых бандитами, именующими себя «защитниками ислама». Тот человек не выдержал взгляда, повел глазами на людей и вдруг, развернувшись, пошел спокойным шагом с митинга. Возле дувала оглянулся и поднял руку, то ли угрожая, то ли в знак прощания. После митинга Цагол-Ахмат спросил старейшин:
— Кто это был?
И не удивился, услышав ответ:
— Маланг.
Так вот он какой, главарь банды, о котором было известно, что это отчаянной храбрости человек, сумевший навести среди своих головорезов железную дисциплину. Явился средь бела дня на митинг, не убоявшись войска, и ушел неторопливым шагом.
— Я хочу с ним встретиться, — сказал Цагол-Ахмат.
— Мы сообщим ему...
Встреча была назначена в Удхейле, но Маланг на нее не явился. И Цагол-Ахмат подумал, что надо было задержать его на митинге. А как это сделать? Без стрельбы не обошлось бы. Значит, пролилась бы кровь ни в чем не повинных людей. К тому же ХАД [5] располагал сведениями, что Маланг сильно потрепал своих коллег по разбою — соседнюю банду — за то, что она разграбила один из кишлаков. Все сложно, все закручено и не всегда легко найти конец нити, завязавшей в один узел самые разные дела и поступки...
5
ХАД — Служба безопасности.
Шли дни. Банда Маланга словно бы растворилась, ее не было ни видно, ни слышно.
Однажды вечером Цагол-Ахмат, как обычно, сидел в своем кабинете. За окном спешил по своим делам кабульский люд. Только что у входа в здание сменились часовые. Минут через десять вошел дежурный сарбаз и доложил:
— К вам просятся двое.
— Кто такие?
— Сказали, что вы знаете.
— Пропустите.
— Они с оружием.
— Все равно пропустите.
Кого не ожидал Цагол-Ахмат, так это Маланга. Он появился в дверях и сразу прошел к столу, оставив у входа своего спутника.
— Вы рискуете, — сказал ему Цагол-Ахмат.
— Вы тоже, — ответил Маланг, кивнув на второго. — Мой телохранитель.
Тот стоял в наброшенной на плечи серой накидке. Она слегка оттопыривалась с правой стороны, и Цагол-Ахмат понял, что он под прицелом.
— Пусть уберет оружие, — сказал он Малангу. — Иначе разговора не получится. — И сам вытащил из кобуры пистолет, положил его на стол.
Маланг дал знак телохранителю, и тот высвободил из-под накидки руки. Встал в свободной позе, прислонившись к дверному косяку.
— Какое у вас образование? — спросил Цагол-Ахмат.
— Окончил лицей Ибн-Сина.
— Сколько людей в вашем подчинении?
— Триста.
— Не обманывайте. Чуть больше двухсот. А сейчас, возможно, и меньше.
— Весной будет больше.
— А за что вы воюете, Маланг? Наслушались Гульбеддина?
— Нет. Я иду своей дорогой. Моя платформа — честь народа.
— Почему же вы не даете народу спокойно жить? Разве власть притесняет народ?
— Об этом я и пришел говорить. Хочу знать, кому верить. Хочу знать, зачем у нас шурави?
— Вы когда ушли в горы?
— При Амине.
— А при чем же здесь шурави? При Амине советских войск еще не было в Афганистане.
Маланг промолчал.
— Где вы учились военному делу?
— В Пешаваре.
— Кто вас обучал?
— Это похоже на допрос.
— Нет, это поиски истины, если вы хотите найти ее.
Маланг ответил не сразу. Цагол-Ахмат тоже молчал в ожидании.
— Да, меня обучали американские и египетские инструкторы.
— Вот вы почти и ответили на один свой вопрос. А теперь о чести народа. Знаете, сколько дней Кабул находился без света и тепла?
— Знаю.
— По чьему приказу такие же, как вы, «защитники ислама» подорвали опоры линии электропередач?
Они проговорили около двух часов. Цагол-Ахмату увиделось, что телохранитель Маланга даже забыл о своей роли, подался вперед и ловил каждое слово. А речь шла о земле и воде, которых так мало в Афганистане и которые правительство отдало в руки крестьян. Речь шла об открывающихся школах и о том, что душманы жгут их и убивают учителей.
Маланг встал, заходил по кабинету. Потом сказал:
— Я приглашаю вас к себе. Для большого разговора. Не побоитесь?
Скорее сердцем, чем умом, Цагол-Ахмат поверил этому суровому красивому бандиту с длинными черными волосами. И принял его приглашение. Хотя и понимал, что идти в банду совсем небезопасно. Но он знал также, что многие из тех, кто скрывается сейчас в горах, совсем не враги народной власти, а обычные дехкане, только одурманенные ложью, клеветой, насилием. Вот за таких людей, пока еще не слишком поздно, надо бороться. И цена риска в этом случае — всего одна маленькая жизнь. Что она в сравнении с будущим?