Второй вариант
Шрифт:
— Но ведь грунтовые воды пошли, товарищ капитан! Их надо было откачивать, котлован вымораживать...
— И все равно, лопата — не главное оружие комсомольского работника. Потому ваши отчеты и получаются скудными: не в чем отчитываться. Протоколы собраний и заседаний комитета, планы работы, я с ними познакомился в ваше отсутствие, куцые. Можно подумать, что вы живете на необитаемом острове и никогда не слышали о документах, которыми должна руководствоваться комсомольская организация.
— Но зато в планах все по делу!
— Евгений Дмитриевич,
— В плане у нас записано: провести операцию «Топливо».
— Какое топливо? Бензин, солярка, дрова? Как провести? Выйти на заготовку? Почему именно такую операцию? Что явилось ее побудительным мотивом?.. Проверяющий этого не увидит, потому что ни в планах, ни в протоколах нет даже слов «экономия», «бережливость». Я, конечно, выяснил, что вы провели рейд по автопаркам, оборудовали мойку и две заправки... Это хорошо. Но нигде не отражено! Работу нужно еще уметь показать...
Савин, пребывавший после получения диплома в состоянии грустно-блаженного удовлетворения, действительно ощетинился. Слова Пантелеева воспринимал с явной неприязнью. И тот видел это по выражению лица Савина. Видел и продолжал обстоятельно доказывать свое. Наконец не выдержал и сказал с раздражением:
— Мы с вами говорим на разных языках.
— На разных, — подтвердил Савин.
— Тогда зачем тратить время? Но вы все же подумайте. Я вам добра желаю. — И, уже стоя в дверях, с прежней голосовой доброжелательностью сказал: — Благодарите судьбу, что охотница обошлась для вас без последствий. Хорошо еще, что не нажаловалась никуда.
— Охотница — это не ваша забота, товарищ капитан, — ответил Савин. — А последствия для меня будут хорошие.
Возвратившись в поселок, Савин разыскал Давлетова. Со дня на день тот ждал приказа об увольнении в запас. Савин знал, что Ароян ездил к начальнику политотдела доказывать нецелесообразность увольнения командира. Но тот после госпиталя убыл в санаторий — в очередной отпуск. Мытюрин же не захотел и слушать Арояна. Только спросил:
— Вы что, против законодательства?
Да, все было по закону: Давлетова не выгоняли, а уволили по возрасту, хотя многие служили и после пятидесяти.
Заметно было, что Давлетов чувствовал себя неуютно, как-то отторгнуто от коллектива. В карьеры больше теперь выбирался в ночные смены. А днем — нет-нет да и завернет домой, где его в любую минуту ждала мать-командирша.
Вот и по возвращении из райцентра Савин нашел Давлетова дома, хотя было всего полвосьмого вечера. Показал ему диплом и премию — желтый конверт с денежными купюрами, на котором стояла четырехзначная цифра.
— Хочу эти деньги перечислить в адрес детдома.
Тот повертел конверт, вздохнул:
— Половиной, товарищ Савин, можете распоряжаться по своему усмотрению, другая по справедливости принадлежит охотнице, фамилию который вы, как ни странно, не знаете. — И пытливо посмотрел на него...
Приказ на Давлетова пришел в июне. Собирался он уехать тихо и незаметно. Но Ароян устроил в клубе торжественные проводы с речами и памятным подарком.
Сначала Давлетов сидел на этом печальном для себя торжестве невозмутимый и бесстрастный. Но когда Ароян пригласил в президиум его жену и вечную спутницу, подполковник не выдержал, дрогнули у него губы. А Райхан, слушая, какие хорошие слова говорят про ее мужа, захлюпала носом, нашарила в сумочке платочек, приложила к глазам. Так и сидела, всхлипывая, рядом со своим Халиуллой, уходящим на отдых, бесконечный, как вся оставшаяся жизнь.
Савин помогал Давлетовым отправлять вещи на железнодорожную станцию. Усадив свою Райхан в купе, подполковник запаса Давлетов вышел на перрон и после долгого молчания сказал:
— Все справедливо, товарищ Савин.
Тот не понял, потому что не знал, как тяжело переживал его начальник уход на пенсию, как безжалостно перебирал свою жизнь по годам и денечкам, понимая, что многое надо было бы делать но-другому.
— Вы больше не собираетесь искать Ольгу? — неожиданно для Савина спросил он.
— Собираюсь.
— Если любите, ищите.
Его Райхан призывно махала из окна рукой, и Давлетов сказал со вздохом:
— Беспокоится. Пойду. Не ждите отправления.
Они попрощались, и Савин вместо «до свидания» услышал:
— Никогда не приспосабливайтесь к обстоятельствам. Оставайтесь самим собой, товарищ Савин...
В августе был назначен новый командир. Но не Коротеев, как пророчествовал в «Тайге» Дрыхлин, а Синицын. «Все справедливо», — вспомнил в тот момент слова Давлетова Савин.
Через сутки у него начинался очередной отпуск, которого дожидался с нетерпением и беспокойством. Два необходимых дела он наметил для себя. Поставить на могилу Сверябы мраморную плиту и разыскать Ольгу.
2
Савин хорошо помнил каждое ее слово во время тех коротких, как выстрел, и длинных, как год, суток. Помнил, что родом она из Усть-Нимана и что дядя Иннокентий тоже живет там.
Дороги посуху до Усть-Нимана в летнее время не было. Только по воде, по широкой Бурее вверх. Но ни пароходы, ни катера не ходили по этой порожистой реке. Значит, надо было искать моторную лодку.
На другой день, после того как Савин получил отпускной билет, он отправился в Усть-Ургал, приречную деревушку, до которой можно было добраться попутной машиной. Добрался. У крайней избы увидел на завалинке деда, заросшего бородой до глаз и ушей. Спросил, у кого можно нанять моторку. Дед молча глядел вымытыми временем глазами. Савин повторил вопрос погромче, затем прокричал.
— Чего орешь, как козел во время гона? — спокойно спросил тот.
— Извините. Думал, плохо слышите.
— На кой тебе моторка?