Вторжение по сценарию
Шрифт:
Тогда-то он точно получит ответ на все свои вопросы. Не исключено, что Санта-Клаусу придется пожертвовать рукой или ногой. Да, он сможет оторвать этому ублюдку все конечности, одну за одной, а потом бросить его истекать кровью на заснеженном берегу, там, где он сможет вволю молить о пощаде, не рискуя быть услышанным. Человек, который обучал Римо искусству убивать, наверняка поморщился бы, услышав о таком нелепом методе лишения жизни, однако этот случай был особенным. Ведь на дворе стояло Рождество.
Машина выехала на 95-ое шоссе, направляясь к границе со штатом
Машина свернула с шоссе к городку под названием Таунтон. Римо не имел ни малейшего представления, как называется это место, но даже получи он эту полезную информацию, то не обратил бы на нее внимания. Глаза его застилала красная пелена, и напоминала она не о веселом рождественском наряде, а о крови.
Наконец автомобиль подрулил к гаражу, стоявшему у покрытых тяжелой шапкой снега елей.
Римо не спешил подниматься на ноги. Он услышал, как дверца машины открылась, а потом со щелчком захлопнулась. Топая башмаками, Санта-Клаус направился к стоявшему неподалеку дому. Потом до Римо донесся звук вставляемого в замочную скважину ключа. Санта-Клаус так громко звенел всей связкой, что Римо отлично слышал это с почти двадцатиметрового расстояния.
Потом громыхнула застекленная дверь, и в тишине раздавался только шорох падающих снежных хлопьев. Римо встал в полный рост и двинулся к двери, но внезапно застыл, как вкопанный. Перед ним, в тонированном стекле двери, отражалась жутковатая фигура снеговика.
Это был не веселый, пухлый снеговик, каких дети лепят солнечным зимним днем, а худощавая, абсолютно белая фигура. Нос из морковки отсутствовал, но зато на лице резко выделялись угольно-черные глаза. Римо придвинулся к стеклу поближе, и столкнулся с собственным, ледяным, словно дыхание смерти, взглядом.
Подняв руки, Римо увидел, что они как будто вываляны в муке. Он глядел на свое собственное отражение. Очевидно, он так сильно уменьшил температуру собственного тела, что снег не таял, а просто налипал на него.
Отражение в стекле неожиданно натолкнуло Римо на мысль, и он решительно постучал в дверь.
Через секунду в дверном окошке кто-то показался. Человек, с изумлением глядевший на Римо, хотя и был круглощекий, но на его простодушном лице не было и тени коварства. Это было совсем не то, что ожидал увидеть Римо, совсем не похоже на человека, отрубившего посреди ночи головы семерым ребятишкам, и бросившего трупы под деревом, где их и обнаружили родители.
— Кто... Кто вы такой? — пролепетал обладатель бесхитростного лица.
Голос этого человека казался странным, как будто искаженным.
— Фрости-Снеговик, — без тени улыбки ответил Римо.
— Правда?
Римо кивнул.
— Понимаешь, Санта попросил меня навести кое-какие справки. Хочу узнать, хорошо или плохо ты вел себя в этом году.
Собеседник Римо нахмурился.
— Санта-Клауса на самом деле нет. Мне Винсент сказал.
Римо прищурился.
— А Фрости есть?
Огромное лицо напряженно сморщилось, сразу став похожим на сушеный апельсин.
— Винсент ничего не говорил насчет вас. А теперь вы стоите прямо передо мной, как настоящий. Может быть, мне стоит спросить у него, прежде чем впустить вас в дом. Знаете, мне вообще-то не велели впускать незнакомых людей.
— Послушай, дружок, мне еще нужно обойти восемьдесят семь тысяч домов. Если не хочешь мне помогать, придется просто записать «вел себя плохо».
Спасибо за помощь, — сказал Римо, поворачиваясь, чтобы уходить.
В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и человек с лунообразным лицом выскочил на улицу. Костюма Санта-Клауса на нем не было. На вид парню можно было дать лет двадцать восемь, но вел он себя, как двенадцатилетний.
— Нет, нет, подождите, — умоляюще проговорил он. — Пожалуйста, заходите. Я готов с вами поговорить, честное слово.
— Ладно, — пожал плечами Римо и вошел вслед за ним в дом.
Окинув парня взглядом, Римо решил, что в нем никак не меньше ста двадцати килограммов живого веса, и почти никаких мускулов. Живот парня нависал над подпоясанными веревкой штанами, подрагивая, как желе, а подбородков с лихвой хватило бы на всю семью Джексонов. Еще, по дороге к симпатичной, хотя и неряшливой гостиной, Римо отметил, что ляжки у парня настолько толстые, что трутся одна о другую. Звук, который производила при этом ткань его вельветовых штанов, мог разбудить и мертвого.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласил его толстяк. — Меня зовут Генри. Может быть, вы хотите пить? У меня как раз есть горячий шоколад.
В голосе его послышалось трогательное желание угодить гостю.
— Нет, спасибо, — рассеянно проговорил Римо, оглядывая комнату, — я ведь могу растаять.
В гостиной не было обычных для этого времени года рождественских украшений — ни елки, ни носков, повешенных в ожидании подарков около камина.
Однако в углу стояла полутораметровая пластмассовая фигура северного оленя, от которой тянулся электрический шнур. Олень слегка светился, особенно горевший красным светом нос. Такие игрушки выставляют обычно на лужайках в парке.
— Это олененок Рудольф? — спросил Римо.
— Разве вы его не узнаете? — обиженно отозвался Генри.
— Нет, просто хотел удостовериться, — сказал Римо. — Ну что ж, перейдем к делу. Мне сообщили, что кто-то в этом доме плохо себя ведет.
— Это не я, — пронзительно вскрикнул Генри.
В ту же секунду из соседней комнаты раздался ворчливый голос:
— Генри, ложись спать!
— Хорошо, мама. Вот только договорю с Фрости.
— Немедленно в кровать! — проревел другой, мужской голос.