Вторжение
Шрифт:
Француз сразу вычислил в трех мужиках в штатском оперов уголовки. Одного он уже знал — тот работал здесь, на вокзале. За последние дни Француз, как и остальные пацаны из бригады, успел запомнить на лицо половину местной мусарни. А вот двух других он не видел ни разу.
Залетные. Это было подозрительно. Надо будет сказать остальным. Если это мусора из Города — обязательно нужно поставить в известность Князя.
Француз выбросил недоеденный хот-дог в урну в десяти метрах от оперов, искоса поглядывая на них. Один из залетных — молодой, хилый, постоянно ухмыляется. Не может стоять на месте, дергается. В армейке
Но это были мусора.
Француз неспеша двинулся по перрону, стараясь пройти как можно ближе к ментам. До него донесся голос вокзального мента:
— … Только что из ГОЧС телефонограмму прислали. Штормовое предупреждение на пятницу обещают.
— Тебе не плевать? — хмыкнул обрюзгший.
— Это вам в горотделе плевать. А у нас транспорт. Не дай бог поезд отменят или железку размоет — п… ц сразу…
Француз прошел мимо, чувствуя, как успокаивается. Не залетные. «Горотдел» — значит, мусора из местной ментовки. Когда они приехали в Елецк, то пару раз прокатились мимо. Старое и полугнилое здание, около которого толпятся деревенские менты — неказистые, горластые, каждый второй с пузом…
В Елецке можно работать целую вечность — а эти лохи не смогут сделать ничего. Француз был в этом уверен.
У него зазвенел сотовый. Достав трубку, Француз обернулся на мусоров. Троица продолжала беседовать. Он ответил на звонок.
— Да, Рама.
— Ты где?
— Как обычно, б… дь, на вокзале. Тут мусорки какие-то залетные, присматриваюсь.
— Из Города? — голос Рамы напрягся.
— Не, расслабься. Местные колхозаны вроде. Все пучком.
— Тогда прыгай на колеса и подтягивайся. Отзвонился Штекер. Он срисовал еще одного барыгу.
…
— Не знаю… Мы с Алтушкой уже полтора года встречаемся. Я ей говорю постоянно, что люблю, все такое…
— Может, она тебя всерьез не воспринимает?
— Вован, она не ребенок. Ей уже 19.
— Вот именно. Ей всего 19.
Харчевня «Досуг» была бревенчатым зданием с небольшой летней террасой, которое располагалось в самом конце Крюковской. Маржанов любил бывать здесь, потому что заведение принадлежало его приятелю, и хитрый ППСник частенько угощался в «Досуге» нахаляву. Они заняли столик напротив кондиционера — здесь было свежо и приятно — можно было и вовсе забыть о вечерней жаре. В будни в «Досуге» почти никого не было. Лишь у окна ели шашлык двое торговцев с рынка, Володя знал их в лицо, да за угловым столиком пили пиво и резались в карты местные мужики. За окнами «Досуга» была уже кромешная темнота — ночь опустилась на удивление быстро.
— Иногда я думаю, может, и не выгорит у нас ничего, — невесело признался Маржанов. — Алтушка в нашей деревне всю жизнь жила. А сейчас… знаешь, большой город. Клубы, тусовки. Она окунулась там во все это…
— У нее есть деньги на клубы?
— Она красивая девушка, — вздохнул Маржанов. — Ей для этого не нужны деньги.
В бар зашел тип с утиным носом. У стойки, сказав что-то бармену, осмотрелся. Скользнул взглядом по посетителям, по ППСникам. Маржанов и Володя были в штатском, узнать в них полицейских мог разве что совсем уж искушенный в этих вещах человек. Тип с утиным носом таким не был. Взяв кружку пива, он отправился за дальний столик.
— Ладно, фиг с ней, — отмахнулся Маржанов, прикладываясь к кружке. — Слушай, а что у тебя за история с тем челом?
— Которым?
— У которого анаша была.
— Нет никакой истории.
— Ладно ты. Колись.
Володя вздохнул, задумчиво покрутил вокруг своей осени стоявшую перед ним кружку.
— Он сын отцовского приятеля. Друга детства. Учились вместе, зависали постоянно и все такое.
— А где он сейчас?
— На кладбище.
— Умер?
— Спился. Заработал цирроз, потом его вообще парализовало. Ноги отнялись.
— Жесть.
— Но он продолжал бухать. Дом в свинарник превратил. Вся шваль у него отиралась. Сам знаешь, как это бывает.
— А твой батя… — осторожно спросил Маржанов. — Тоже?
— Он тогда не пил. Мать еще жива была. — помолчав, Володя продолжил: — Ну вот, друг помер. Оставил после себя свинарник и сына-долбо… ба. А наш бравый оперативник занимается только тем, что вытаскивает этого долбо… ба из говна. Он ведь и сегодня его отпустил.
В «Досуг» зашел тощий нервный паренек. Володя скосил на него взгляд. Паренек подошел к утиному носу, присел напротив и что-то зашептал. Поозиравшись по сторонам, быстро передал ему под столом несколько мятых купюр. Носатый быстро спрятал их в кармане.
Тип с утиным носом вытер рот рукавом, буркнул что-то нервному, встал и направился в туалет. Нервный принялся его ждать, дергаясь и постукивая пальцами по столу.
— В память о друге, — пожал плечами Маржанов. — Твоего отца понять можно.
— В память о друге… — хмыкнул Володя. — Этот урод отморозок конченный. У него все на роже написано. Ты видел, с каким он остервенением пинал того алкаша на улице?
— Да уж… Козел.
— Нашему бравому оперу уже давно плевать на работу. Да и на себя. Каждую ночь слышу, как он углы сшибает и бутылками звенит… Зато этого упыря он вытаскивает каждый раз… Раньше упыря брали за пьянку. Потом за драку в «Железке». Помнишь, мы тоже там рейдовали…
— Может быть.
— Теперь драка и анаша. А что потом? Мокруха?
Тип с утиным носом вышел из туалета и вернулся за столик. Тихо бросил что-то нервному. Тот поспешно вскочил и, стараясь не сорваться на бег, заспешил в туалет.
— Смотри, — шепнул Володя.
— Куда?
— А вон. Не пялься только. Без палева.
— Что там? Чувак пиво пьет.
— Чувак только что наркоту толкнул. К нему подсел пацанчик, тусанул ему деньги. Чувак оставил наркоту в туалете, чтобы не из рук в руки передавать. И сейчас пацанчик поскакал забирать закладку. Смотри.
Нервный вышел из туалета. Возбужденный, в предвкушении скорого кайфа, он лишь быстро сказал что-то типу с утиным носом и скрылся.
Маржанов усмехнулся.
— Сыщик, блин. Мы отдыхаем, расслабься.
— А я что делаю?
— Когда в уголовку-то переходить собираешься?
Вопрос был не из легких. Володя знал, как работают опера, и видел, что может не хуже. А в случае с некоторыми сотрудниками, которым давно на все наплевать — даже лучше.
— Когда отец оттуда свалит. Я не хочу с ним вместе работать.