Вторжение
Шрифт:
— Типы эти вроде как деловые и серьезные. Со стволом. Но у нас уже лет пятнадцать бандитских бригад никаких нету. — Гензер взял со стола фотороботы Рамы и Француза. — Это они? Что твой сын говорит, похоже получилось?
Володя не ночевал дома — лишь забрал мотоцикл и уехал куда-то. А утром, придя на работу, Буров уже узнал, что фотороботы готовы. Поэтому с Володей он даже не виделся. И ответить постарался нейтрально:
— Они хорошо тех двоих разглядели. Глаз у парней наметанный.
— Наши бандюганы все примелькавшиеся… А с тачкой что?
— В городе 18 черных
— Что думаешь? Залетные?
Буров кивнул:
— Скорее всего. Слишком отмороженные. У нас таких нет.
— Так. — отложив фотороботы, Гензер потарабанил пальцами по столу. — Буров, эта история мне не нравится совсем. А тут уже и из Города звонили, хотят знать подробности. Все-таки, по сотрудникам стреляли. Они ведь представились… Давай отрабатывать по полной. Барыга в розыске?
— Барыга, который Барыга? Я связался с областью, мужики из отдела наркотиков его пробивают.
— Так не пойдет. Объявляем розыск, нарисуй мне ориентировку по-быстрому. Этих двоих тоже. Зайди в штаб, пусть в нашу газету вышлют фотороботы. Там завтра как раз новый номер выходит. Надо обратиться к общественности. Эти залетные ведь должны где-то окопаться?
В кабинет постучали, заглянул Муртазин. Он выглядел напряженным.
— Федор Николаевич, у нас труп.
День получился бешенным с самого утра. Только заступив на дежурство, Маржанов и невыспавшийся Володя выехали на грабеж: пьяный пассажир маршрутки при выходе из «Газели» около центрального рынка схватил лоток с деньгами и попытался улизнуть, но оступился и разбил себе лицо об асфальт. Мелочь разлетелась по улице, и водителю до приезда полиции пришлось не только удерживать воришку, но и отгонять желающих поживиться монеткой. Не успели Володя и Маржанов дождаться опергруппы из отдела, как поступил новый вызов — очередная кража из гаража. Потерпевшие были пенсионерами. Старик согласился покараулить гараж до приезда криминалиста, а Володя и Маржанов повезли его жену в отдел — писать заявление.
— А к кому мне там, сынок?
— Я вам все покажу, — терпеливо повторял Маржанов, ведя старушку к дверям. — Сейчас подойдем к дежурному, он даст вам бланк…
— Какой бланк? Сынок, я же не умею, никогда не писала заявлений. Как писать-то?
— Вам все объяснят. Осторожнее, ступенька.
Из отдела им навстречу вышла Вера. С удивлением увидела лицо Володи. Выглядел он на самом деле неважно: распухший нос почернел, синие круги пошли под глаза. Чтобы хоть как-то замаскироваться, Володя утром наклеил на переносицу полоску пластыря.
При виде Веры Маржанов с усмешкой бросил напарнику:
— Я дальше сам.
Когда Маржанов и старушка скрылись в дверях отдела, Вера с улыбкой подошла к Володе.
— Привет. Красавчик.
— Шрамы украшают мужчину, а вот синяки не очень, — кивнул он, усмехаясь. — Привет.
— Сегодня все только о тебе и говорят. Прям весь отдел гудит.
— На самом деле я такой же, как все. Разве что чуть более… крутой.
Вера рассмеялась. В этот момент Володя почувствовал себя почти счастливым.
— Но ты молодец. Не каждый вмешается. А ты тем более не при исполнении был, без оружия… Слушай, у нас ведь нечасто такое бывает? Мне говорили, отдел спокойный очень.
Вера пришла работать в Елецкий ОВД всего три месяца назад — сразу после юрфака. Училась и жила она последние пять лет в областном центре и явно забыла о местных сельских реалиях.
— В смысле — часто на сотрудников нападают? — Володя пожал плечами. — Года четыре назад участкового убили. Шел мимо дома, услышал, что там скандал. Решил вмешаться. Вошел — а ему сразу топором…
— Жуть, — поежилась Вера. — Иногда не знаешь, что хуже. Просто уголовники или невменяемые алкаши.
— И то, и другое.
— Видел, сегодня на стройку кирпичи привезли, — Вера кивнула на забор через дорогу, за которым возвышались груды стройматериалов для возведения будущего здания районной полиции. — Зачем только, непонятно, они же так и не строят ничего.
Володя не мог поверить. Она что, пытается завязать с ним хоть какой-то разговор?
— Может, старые кирпичи все растащили. А на стройке должно что-то лежать. Поэтому она так и называется.
Вера улыбнулась, но промолчала. Володя с досадой понял, что тушуется и не может непринужденно продолжать беседу. Похоже, у Веры была такая же проблема.
На крыльце появился, пряча хитрую улыбку, Маржанов.
— Не хочу мешать, но нам ехать пора.
— Ладно, Вер, увидимся.
Она кивнула. Садясь в машину, Володя улыбался. Маржанов завел двигатель и расхохотался, взглянув на напарника.
— Что, кобель, захомутал девчонку?
— Отвали.
Когда они выезжали на Крюковскую, мимо на большой скорости промчался фургон с символикой Следственного Комитета.
— На свалку едут, там жмура нашли, — бросил Маржанов, следя за пронесшейся мимо машиной в зеркало заднего вида. — В дежурке говорят, там п… ц настоящий. Слабонервным не смотреть.
Так оно и было. Даже Буров и Гензер, отработавшие в уголовке по четверти века и повидавшие за это время всякое, оторопели, когда бледный Гузаревич из наряда 21 откинул с трупа кусок картона, которым накрыли тело до приезда группы.
— Твою же мать, — пробормотал Гензер.
— Ох… ть, — Буров не выдержал и отвернулся, чувствуя, как желудок сжимается в комок, готовясь вывернуться наизнанку.
Картина была ужасной. Убийцы раздели жертву и пытали. Ему отрезали гениталии и пальцы. Перебили ноги — из тканей левой ноги торчала кость, а жутко распухшее деформированное колено правой ноги говорило, что ему выбили коленную чашечку. Выдавили или выкололи глаза — на их месте были буро-черные пятна. И напоследок перерезали горло — рану нанеси мощным ножом, профессионально и безжалостно. Ее практически отделили от тела — голова лежала на плече, держась лишь на тонких полосках связок и кожи.