Вторжение
Шрифт:
— Каким еще маслом?
— Машинным, начальник. Работяга он. Я в цеху когда-то работал на машзаводе. Пока не выперли…
— Для начала объявление, — заявил капитан Крук, осматривая выстроившихся на заднем дворе ОВД сотрудников своей службы, заступающих в первую смену. — В свете последних событий в городе руководством Елецкого отдела внутренних дел принято решение о временном переходе на особый режим несения службы.
По шеренге сотрудников прополз недовольный ропот.
— Отставить! — рявкнул
— ропот прекратился, но так просто Крук униматься не собирался. — Вы сотрудники полиции, а не выпускники со спермотоксикозом. Если кому-то не нравятся полицейские порядки, я могу подсказать, как пишется заявление. Корболин, вопросы есть?
— А что я, товарищ капитан? — возмутился Корболин. Крук зло покраснел:
— Вопросы есть?
— Никак нет!
— Очень на это надеюсь. С сегодняшнего дня до особого приказа работаем по 12 часов в смену…
— … 12 часов в смену, — вздохнул Володя, прилаживая микрофон на рычаге радиоприемника. — Я такими темпами жилье никогда не найду.
— Не передумал?
— С чего бы?
— Слушай, Вован, я тут вспомнил, — сказал Маржанов, крутя баранку. — Дом напротив отдела. Ну, рядом с нашей дохлой стройкой. Справа. Там же не живет никто.
— Предлагаешь рейдерский захват устроить?
Маржанов расхохотался.
— Точно! Раскидать везде пустые бутылки и презервативы. Не, я о другом. Они же продают дом. Но продают уже с полгода. Там тупо пустая хата пропадает. Может, тебе договориться как-то? Хотя бы на время можно там поселиться.
Володя задумался.
— А вообще, мысль. Как хозяев найти, не знаешь?
— Они переехали, но у них тут родня какая-то осталась. Надо у участковых уточнить. Жданов должен знать, у него спроси.
— 13—й, Чашкан. Памятник на Цвиллинга, хулиганка, — поведала рация. Голос Новикова в эфире осведомился:
— Опять краской закрасили?
— По нему кто-то ползает. Разберитесь.
— Принял, Чашкан. Кто ползает-то?
— Муравьи, твою мать, ползают, — раздраженно отозвалась рация. — Разберитесь и доложите.
Машина ППС ползла по Герасимовской, заходя на второй круг. За полчаса патрулирования наряду Володи не поступило ни одного вызова, и они методично нарезали круги по своему маршруту.
— А, кстати, — похвалился довольный Маржанов. — Вчера Алтушка звонила. Я ей сказал, что в перестрелке был, прикинь?
— Перестрелке? — хмыкнул Володя. — Один раз шмальнули.
— А это типа не перестрелка? Два раза — перестрелка, а один раз — так, в магазин за молоком вышел?
— И что Алтушка?
— Офигела, что. У нее там походу челюсть отвисла. И сразу понеслось. «Я так за тебя волнуюсь! Если с тобой что-то случится, я не переживу! Ты не ранен? Где бо-бо? Здесь бо-бо?» — Маржанов засмеялся. — Вот что им всем нужно. Кого-нибудь пожалеть. Сразу включается этот, как его… материнский инстинкт.
— 18—й, Чашкан, — прервал диспетчер рассуждения Маржанова. — Подозрительная машина. Орская, 43.
— Чашкан, это 18—й, принял, — согласился Володя, пока Маржанов разворачивал экипаж на перекрестке.
Патруль номер 13 задержал хулигана с поличным: тот восседал на шее героя-освободителя, пока его сообщник фотографировал его в разных ракурсах на сотовый телефон. В дежурке Акулов и помдежа Гончар, оформляющий хулигана, с интересом слушали, как тот оправдывался:
— Какое еще нарушение общественного порядка? Я с памятником не делал ничего, просто залез!
— В историю ты влез, пацан. Это памятник, понимаешь?
— С ним что, фоткаться нельзя?
— Не на шее же!
В дежурку зашел Буров. Полночи он провозился с бомжом, допрашивая и помогая составить фоторобот. Как назло, сегодня он дежурил от оперов. Поэтому день не задался сразу. Акулов хохотнул:
— Буров, ты дежуришь? Принимай клиента. Любит с гранитом обниматься.
— Я на конкурс хотел фотку отправить! — оправдывался хулиган. — На сайте конкурс объявили. За самую необычную фотку ноутбук дают. Одна девка голышом на крыше сфоткалась. Ее наверняка никто не арестовывал!
— Сиськи отрасти, и тебя не будут трогать, — буркнул Буров. Акулов взорвался хохотом. Буров взял у Гончара материал и кивнул хулигану: — За мной, модель.
В коридоре Буров наткнулся на Муртазина.
— Иваныч, Митрошин отзвонился.
— И?
Муртазин кивнул:
— В сумке был тот самый герыч. Митрошин готов поклясться. Пять килограммов и 102 грамма. Самая крупная партия за туеву хучу лет.
— Вот наркодельцов и ловили бы! — хныкал хулиган. — Я ж не преступник, я просто сфоткался…!
— Закройся. А деньги, которые у бомжа были?
— Пока ничего, — покачал головой Муртазин. — Проверили обе купюры. Пальцев на них много, бумажки явно в куче рук побывали. Но у нас в базе этих пальчиков нету.
У Бурова зазвонил сотовый.
— Понеслась, — проворчал он, отвечая на звонок. — Буров, слушаю.
Это был Улджабаев с ЛОВД.
— Здорова, это Раис. Не поверишь, у нас на привокзальной площади ваш клиент нарисовался.
—
Марсель сидел в летнем кафе под зонтиком. Кафе располагалось на пятачке в центре привокзальной площади. Попивая уже согревшееся и оттого противное пиво из стеклянной кружки, он нервно и внимательно следил за группой бомбил на парковке перед зданием вокзала. На стуле рядом стояла легкая сумка. Вещей у Марселя не было — всю его одежду, как и остальное имущество, уничтожил пожар.