Вторжение
Шрифт:
— Дан! — Этот пронзительный вскрик, полный изумления и ужаса, издал Джерри. Смит увидел, что его лицо мгновенно исказилось болью и страхом, словно ему переломали спинной хребет. Джерри с трудом поднял руку, показывая в окно. Смит перевёл взгляд на поле, засеянное кукурузой.
Они приближались медленно и неумолимо, словно гигантские муравьи; подминая кукурузные посадки, они были полны желания не оставить на своём пути ничего живого. На них были камуфляжные куртки, тёмные брюки, тяжёлые высокие ботинки, а короткие стволы десантных автоматов, висевших на груди, торчали, как усики насекомых. Кое у кого были противогазы. Кроме удивлённой птичьей трели единственными звуками был глухой топот ног по пыльной земле.
Смит резко развернулся, скользнув взглядом по горизонту. Они приближались со всех сторон — и из лесных зарослей за амбаром, и по жнивью за домом, и через посадки кукурузы, и по грунтовой дороге. Медленно разворачиваясь в дугу, они замыкали в её полукружие дом и амбар; прикрываясь стволами деревьев, кустарниками и стогами, они подходили всё ближе. Смит знал, кто они такие. Их было не меньше сотни, а может и больше, и не подлежало сомнению, что они успели снять охрану прежде, чем та подняла тревогу.
Смит кинулся к дому и одним прыжком перемахнув три покосившиеся ступеньки крыльца, ворвался в кухню. Джерри, широкоплечий и коротконогий, уже держал ружьё. Схватив его, Смит ткнул стволом в рацию. Аппаратура располагалась на столе, рядом с керосинкой, на которой кипел кофейник.
— Связь со всеми точками! — приказал Смит. — Быстрее!
Джерри схватил микрофон.
— Говорит Лев. Говорит Лев. Тревога! Повторяю. Тревога! Это Лев. Всем на связь. Всем на связь.
Через окно Смит видел, что сомкнувшееся кольцо солдат остановилось примерно в ста ярдах от фермы. Кое-кто опустился на корточки. Другие пристроились за деревьями или расположились в бороздах. Откуда-то сзади, как и ожидалось, раздался металлический голос.
— Даниел Смит! С вами говорит ФБР. Всем выйти из амбара и дома с поднятыми руками. Оружие оставить на месте.
Эхо голоса, отразившееся от стволов сосен, стихло. Из рации доносился только треск и шорох статических разрядов. Каждая секунда была для Смита ударом гонга. Рёв, писк и бульканье эфира буквально сводили его с ума. Прошло не менее полуминуты, прежде чем пробился еле слышный голос:
— Говорит позиция три. Позиция три.
— Ждите сообщения Льва, — приказал Джерри. Он сунул микрофон Смиту. — Говорит Лев, — сказал тот. — Вы слышите меня, позиция три? — Ответа не последовало.
Снова раздался гулкий голос мегафона.
— О’кей. У вас есть ещё десять секунд.
Каждая истекающая доля секунды наполняла Смита отчаянием.
— Лев, на связь, — сказал слабый далёкий голос. — Лев, на связь. — Смит беспомощно посмотрел на Джерри. Слышат ли его? Джерри покачал головой. — Попробуйте ещё раз, — сказал он. — Третий, — скороговоркой бросил Смит в микрофон, — передайте эти приказы всем позициям и инстанциям. Я буду говорить медленнее. Затем вы повторите мои слова. Лев приказывает…
Первая граната со слезоточивым газом, разбив пыльное стекло, влетела в окно и звонко ударилось о пол.
— Давай же, Лев, говори, — молил далёкий голос, пробиваясь сквозь треск и гул статики. Смит, в глазах которого теперь появилось дикое затравленное выражение, снова поднёс микрофон к губам. Ещё один предмет влетел в окно, врезался в стенку и отрикошетировал на пол. Удар снёс металлическую кромку плиты, которая, в свою очередь, отлетев, задела радиопередатчик и тот окончательно замолчал. В то же мгновение язык пламени из плиты лизнул синтетическую занавеску, и та вспыхнула. Ещё одна граната мелькнула в оконном проёме. Клубы едкого дыма заполнили кухню, и двое чёрных мужчин, обливаясь слезами, зашлись в удушливом кашле. Корчась в мучительных конвульсиях, они ползком добрались до прихожей, ибо оставаться в помещении было свыше их сил. Они сходили с ума от желания сделать хоть один глоток свежего воздуха. Джерри вышиб дверь, скатился с крыльца и рухнул на землю под яблоней.
Смит, оказавшись в прихожей, на ощупь нашёл перила лестницы, и ничего не видя сквозь потоки слёз из глаз, всё же поднялся наверх. Ворвавшись в комнату, он вышиб оконную раму и, навалившись на подоконник, стал дышать, дышать, дышать.
По ту сторону двора люди Смита, потерявшие руководителя, беспорядочной толпой вывалились из амбара. За несколько секунд в него влетело около двадцати гранат со слезоточивым газом. Обитатели амбара, выскакивая из обеих дверей, бросились в поле, кашляя, корчась и растирая глаза. Агентам осталось лишь спокойно собирать их и теперь мучительный кашель перемежался звуками защёлкивающихся наручников.
Майор Андервуд оказался на грунтовой дороге; глаза были залиты слезами, горло горело, и его выворачивало наизнанку. Он попытался вырвать, но у него ничего не получилось: в горле стояла только сухая горечь желчи. Он почувствовал, как руки ему завели за спину, и холодный металл сковал запястья. Рука белого человека легла ему на плечо.
Андервуд услышал сухой треск, словно в камине горела смолистая кора. Проморгавшись от слёз, он увидел, что стоит перед фермой. Пламя жадно пожирало одну сторону хрупкого деревянного строения. Языки огня уже лизали крытую толем крышу. Его выбросы дотягивались до приземистых яблонь. Дым, серый с чёрным, струями бил из крыши, словно в доме горело с дюжину каминов. Треск превратился в сплошной рёв.
Дан Смит почти полностью высунулся из окна на втором этаже — как оживший портрет, залитый кровью. В комнате за его спиной плясали розовые отблески пламени, и портьеры жадно занялись огнём.
— Прыгай! — закричал Андервуд. — Прыгай, Данни!
Смит вцепился в подоконник. Медальон, раскачиваясь, болтался у него на груди. На узком лице Смита читался не столько страх, сколько напряжение. Казалось, крик Андервуда донёсся до него с каких-то горных высот, потому что он поднял голову к небу, как бы прислушиваясь к далёким голосам.
С яростью неустрашимого пророка он вскинул сжатый кулак и крикнул лишь одно слово:
— Гамал!
Этот торжествующий крик, полный мечты и страданий, эхом донёсся из пылающего проёма окна. Затем жадный язык пламени лизнул бородку Смита, и сто человек отвернулись от зрелища, которое развёртывалось перед ними.