Вуивра

Эме Марсель

5

Луны в тот вечер не было, и братья в темноте неторопливо прогуливались по усадебному двору. Леопард молча подбежал к ним, чтобы обнюхать, и когда Арсен, отвечая на дружеское приветствие пса, ткнул его коленкой в бок, отправился снова к себе в конуру. Остановившись на краю дороги, они закурили.

— Ну как Старая Вевра, всё в порядке? — спросил Виктор.

— В порядке.

— Никого там не видел?

— Никого.

— Жалко, что по такой хорошей погоде мы не начали с луга. Мне хотелось бы побыстрее развязаться с этим. Завтра, если начнём в три косы, то скорее всего к двенадцати уже и закончим.

— Хватит там и нас двоих, — ответил Арсен. — Юрбен на тяжёлой работе уже не тянет. На таком участке да ещё с дрожащими руками он только сломает нам косу и всё.

— Да я, в общем, даже и не из-за работы, которую он сделает, — стал оправдываться Виктор. — Я прежде всего из-за матери. Не взять с собой старика завтра утром — это всё равно, что сказать, что он ни на что больше не годится, и тогда она захочет избавиться от него ещё до осени.

— Это я сказал ей уволить его.

Виктор от этих слов потерял дар речи. Хотя он уже достаточно хорошо знал своего брата, ему бы и в голову никогда не пришло, что идея уволить старика могла исходить от него. Юрбен, проработавший у Мюзелье тридцать лет, был свидетелем рождения Арсена, а когда ребёнок ещё в колыбели потерял отца, привязался к нему, как к сыну. На ферме помнили, как этот, обычно невозмутимый и молчаливый человек оживлялся и радовался вместе с ребёнком, находил нежные слова, чтобы утешить его в горе. Позднее он научил его запрягать лошадь, ухаживать за ней, держать косу, вести прямо борозду, сеять зерно и многое другое — забивать свиней, делать изгороди, прививать яблони. Надо сказать, Арсен всегда относился к нему с уважением, а если и проявлял иногда в разговоре своеобразную властную сухость, то она мало чем отличалась от той интонации, с которой он иногда обращался к членам семьи.

— Неужели ты можешь с ним так поступить? — возмутился Виктор.

— Нельзя же держать его вечно. А раз так, то чего ждать? Он ведь уже старый.

Арсен заметил это таким безразличным тоном, словно речь шла об изношенности какого-нибудь инструмента.

— Всё равно, я скорее ожидал, что ты станешь его защищать, — сказал Виктор. — Как вспомнишь, кем он был для нас. Человеком, который никогда не жалел ни времени своего, ни сил, который был у нас просто как член семьи. Боже мой, и что он тебе сделал? Что ты имеешь против него?

— Ничего я против него не имею. Напротив.

— Ну а тогда разве тебе не тяжела сама мысль, что мы больше не будем его видеть?

— Это вовсе не помешает нам видеться.

— Я просто не могу поверить. Из-за какой-то мелочной экономии. К тому же, если его хлеб и будет нам что-то стоить, он всё равно его отработает.

— Ты говоришь не по делу, — отрезал Арсен невозмутимым голосом. — Я о нём позаботился.

Виктор ждал, чтобы брат объяснил, что он имеет в виду. Но Арсен, у которого редко возникала потребность давать объяснения по поводу своих действий, молчал. Да и на протяжении всего разговора он был замкнут, и брат понял, что, продолжая расспросы, ничего не добьётся, а только напрасно будет портить себе нервы. Виктор направился домой, а Арсен медленно пошёл по дороге, гулко ступая в ночи своими башмаками.

Луиза мыла посуду. Эмилия вытирала её, а Белетта пырейной щёткой скоблила большой стол из белого дерева.

— Хорошая будет завтра погода, — сообщил, входя, Виктор. — Во всяком случае ночь довольно тёмная.

И добавил, повернувшись к Белетте:

— В такую вот ночь тварь Фарамина непременно выйдет прогуляться.

Белетта рассмеялась, но лицо её побледнело от охватившей душу тоски, а взгляд сразу стал каким-то отрешённым.

— Это для неё самое что ни на есть время, — поддержала сына Луиза Мюзелье. — В такую чёрную ночь, как эта, когда на дорогах тепло и приятно, тварь Фарамина не может удержаться, чтобы не выйти из леса. Ей нужно поскакать на воле.

Виктор не без удовольствия подумал о том, какую жестокую игру он только что затеял. Ещё накануне, после ужина, мать начала пугать служанку этой самой сказкой, чтобы наказать её, а может, и для того, чтобы разубедить её таким способом выходить на дорогу, чтобы встречаться с Арсеном, как она это делала каждый вечер. Склонившись над своей щёткой, Белетта опасливо смотрела на хозяйку из-под непокорной пряди, падавшей ей то на один глаз, то на другой.

— Я же знаю, что всё это неправда. Никакой твари Фарамины и не существует вовсе.

— Не существует? Ну так ты сходи да спроси у Клотера Герийо, существует она или нет. Он её видел, так что он тебе всё расскажет. Да и я тоже, может, припомню.

Стремясь убедить служанку, Луиза начала рассказывать историю Клотера и мало-помалу сама увлеклась своим рассказом.

— Сказать, чтобы это было вчера, так нет, я не скажу, ясное дело, это было не вчера, я говорю о том ещё времени, довоенном, сорок лет назад, и даже больше того. Вот, вспомнила, это было как раз тем летом, когда у Бувьона горело, вы знаете их дом, по левую руку, там, где две крыши соединялись под углом, немного в глубине. Хотя нет, Виктор, ты его не знал. Подумать только, Клотер-то тогда только-только женился. А его жена, бедняжка Леонтина, она была Турнер, из тех Турнеров, что в Ронсьере, по ремеслу-то они все плотники. Приличные люди, работящие. Дом, где все знали, как себя вести. И вот в один прекрасный день, как вы сейчас сказали бы, а было это в конце июня, случилось так, что Клотеру понадобилось идти туда по делу. Какое уж там дело, может, я тогда-то и знала, какое, а вот сейчас, столько времени прошло, что я уж даже и запамятовала. Если всё держать в голове, сами подумайте. Ну и вот, отправляется он, значит, туда, приезжает, делает свои дела, а вечером остаётся ужинать у своих тестя с тёщей. Вы же сами знаете, что это такое, когда люди встречаются, об одном надо поговорить, о другом, всегда найдётся, что сказать, а там уж и одиннадцать часов на дворе. А от Ронсьера досюда почитай километров пять или шесть будет. Это не так уж и далеко, особенно если как раньше, в то время, про которое я вам говорю, ходили на своих ногах и ног-то не жалели. Ну и вот, когда полночь пробило, собирается всё же мой Клотер в путь. Одним — до свидания, другим — до свидания. Ты главное, говорит ему тесть, не встреть тварь Фарамину. Он-то ему, сами понимаете, говорил смеху ради. Шутил он так. Ночь тогда была хорошая, летняя, но безлунная. Выходит, значит, мой Клотер из Ронсьера, проходит Два Дуба, и вдруг ему как в голову ударит, что идёт кто-то за ним. Шаг-то мягкий такой, словно босиком кто идёт или будто зверь какой лесной. Оборачивается он, даже и не думает ещё ни о чём, не тревожится, оборачивается и ничего не видит. На выходе из Ронсьера лес подступает к дороге с обеих сторон совсем вплотную. Даже когда луна светит, чернота там, как в могиле. Ладно, думает себе Клотер, собака там или кошка, кто бы ни был, не съест же она меня. А сам всё-таки шажочки-то побольше делает. И слышит, шум-то сзади вдруг начинает приближаться; то ли человек идёт, то ли зверь какой с десятью лапами, никак не меньше. А кругом лес-то всё не кончается. Он поторапливается, а тварь чуть не на пятки ему наступает. Прямо слышно, как дышит. Ха, ха, прямо в шею так вот делает. Ха, ха! Ха, ха! И чувствует он, как один раз, потом второй волосатая лапа ему по руке проводит и по лицу.

Луиза прервала свой рассказ, чтобы пойти вылить во двор воду после мытья посуды, а когда вернулась, то притворилась, что больше и не думает рассказывать. Белетта, застыв с щёткой на весу, с болезненным нетерпением ждала продолжения. Между тем Эмилия расставляла посуду в шкафу, и этой работы ей вполне хватало, чтобы больше не думать ни о каких Фараминах. Виктор, слушавший невероятную историю вполуха, в этот момент проверял содержимое школьных ранцев двух своих сыновей. Поскольку Луиза была слишком горда, чтобы самой вернуться к рассказу, история про Клотера вполне могла бы остаться недосказанной. Белетта поняла, что если просьбы не последует, то это будет ударом по самолюбию хозяйки, и, желая отомстить ей, принялась опять скоблить стол. Но в конце концов не выдержала и, помимо собственной воли подняв голову, всё же спросила:

— А потом? Что потом случилось?

— Потом? Ах да, — сказала Луиза, вроде бы не очень торопясь продолжить рассказ. — На чём же это я остановилась? Сейчас. Так вот, как только Клотер вышел из леса, оборачивается он и видит чудовище. О! Ну конечно, насколько можно было что-нибудь разглядеть при свете звёзд. Господи, оборачивается, а перед ним — три головы, бледные такие, всё равно как у мертвецов, боже, и на каждой-то голове по одному большому глазу посреди лба, и качаются все эти головы на длинных шеях со змеиной кожей. А что больше всего его поразило, так это то, что величина этих голов не оставалась одной и той же. От размера тыквы они уменьшались до размера яблока, но не все вместе, а по очереди. Из тела-то он ничего и не видел, кроме серёдки, только вздутое брюхо совсем почти без волос и мягкое, как у крысы. Как сказал Клотер мне как-то раз, он думает, что тело-то у этого зверя нигде и не кончалось, будто края его смешивались с ночью. Представьте-ка себе такое. Ну мой Клотер тут так перепугался! И пришла ему в голову мысль перекреститься. Перекрестился раз, перекрестился десять раз и «Отче наш» прочитал и «Слава Тебе, Боже». В такой момент молитва на ум легко идёт. Да, прочитал, и что же? Эта тварь Фарамина, ей всё нипочём. И молитвы ей были вроде как песенки. Не смутилась даже, идёт рядышком с ним. Он-то старается и не смотреть на неё, а она как вытянет шею да как подтянет прямо ему под нос то одну голову, то другую, а то и три разом. А потом ещё и разговаривать начала. «Иди, — говорит она ему, — в лес, нас с тобой в полночь ждут». Вот тут-то Клотер и потерял голову. Да и то, поставьте-ка себя на его место. Он как пустился бежать, бежит как очумелый, прямо перед собой, всё прямо и прямо, бежит и бежит. А тварь-то тоже не отстаёт, а он, он чувствует себя так, будто даже темень сопротивляется ему. В конце концов он уже и идти даже не мог, стал спотыкаться, изнемогать. Ну а этой твари Фарамине только того и нужно. Она вскакивает на него, хватает его и начинает валять по земле. К счастью, тут он услышал, как лошадь где-то звенит колокольчиками, и закричал. А это были Кудрье, которые возвращались из Омона, где продавали свою муку. Когда они подняли Клотера, он лежал на дороге без сознания, всё лицо в крови, а одежда порвана. Можете себе представить, каково ему было.

Луиза сделала паузу и добавила:

— Само собой, она не каждый вечер попадается на дороге. Но всё-таки, скажу я вам, не очень мне это нравится, когда Арсен ходит где-то тёмной ночью. Лес так близко.

Белетта, застыв с расширенными глазами перед столом, смотрела на двери, отделявшие свет от мрака.

— Вот, я готов был побиться об заклад, — воскликнул Виктор, потрясая тетрадями своих двух сорванцов. — То-то я себе говорил: почему это они пошли так рано спать? А это, оказывается, чтобы задачки не решать.