Вуивра

Эме Марсель

— Я тебе много раз уже говорила. У этих детей нет гордости.

— Учитель задаёт им слишком трудные задачки, — вступилась Эмилия. — Задачки не по возрасту.

Луиза сурово посмотрела на неё, но сдержалась и ничего не сказала. Замечание невестки было слишком серьёзным и заслуживало такой обстоятельной критики, что служанке при этом лучше было не присутствовать. Луиза обернулась к Белетте и ласково посоветовала ей идти спать.

— Ты стоишь и вроде работаешь, а мысли у тебя совсем о другом. Иди, на сегодня хватит. Иди спать. Я сама домою стол.

А Белетте в этот момент как раз хотелось, чтобы работа удерживала её на кухне как можно дольше. Кладя щётку, она пожелала спокойной ночи таким потухшим голосом, что Луиза даже почувствовала угрызения совести.

Выйдя во двор, Белетта сначала ненадолго задержалась в полосе света, едва сочившемся сквозь жалюзи и тут же обрывавшемся под кухонным окном. Она слышала, как Луиза заявила снохе, что та испортит своим детям всю жизнь. Ночь была тёплая, лёгкий ветерок шелестел листьями осин у края лужи, и казалось, что мрак мерцает. Белетта сняла башмаки, взяла их в руки и, набрав в лёгкие побольше воздуха, как перед погружением в воду, босиком перебежала через двор. Под сводом из двух орешников, где тень была ещё гуще, она явственно ощутила прикосновение твари Фарамины и чуть было не закричала, но на дороге скупой свет звёзд придал ей немного храбрости. Белетта понимала, что во время бега она ещё больше поддаётся панике, и поэтому пошла шагом, стараясь убедить себя, что стала жертвой своего расшалившегося воображения. Однако едва она поверила в это, как по коже у неё пробежала дрожь ужаса. Она поняла, что чудовище гонится за ней. Она слышала короткое дыхание у себя за спиной и те же самые мягкие шаги бесчисленных лап, которые слышал когда-то Клотер в ронсьерском лесу. Белетта пошла быстрее, но зверь тоже ускорил шаги, и дыхание его стало более хриплым. Ха, ха! Ха, ха! Обычно, когда Арсен выходил подышать ночным воздухом, он шёл сначала в сторону поля, удаляясь от деревни, но если он вдруг пошёл куда-то в другую сторону, то Белетта была просто обречена идти в ночи до полного изнеможения. Сжав зубы, она старалась не сорваться на бег и не осмеливалась кричать, чтобы не разозлить тварь и не ускорить развязку. «Ха-ха, — дышало чудовище. — Ха-ха». Потом оно заговорило своим невнятным, прерывающимся голосом и зловеще засмеялось. Белетта не поняла, что говорит тварь, но этот жуткий смех окончательно парализовал её. Не смея повернуть голову, она бросила косой взгляд вбок, и перед ней мелькнули три мертвенно-бледные лица, качавшиеся совсем рядом с её плечом. Она чувствовала, как у неё по икре ходит туда-сюда волосатая лапа. Теряя рассудок, она пустилась бежать со всех ног, зовя на помощь Арсена обессиленным, беззвучным голосом умирающей. Фарамина принялась выть, гоготать, подпрыгивать с головокружительной быстротой. Вдруг на дороге перед Белеттой выросла тень.

— Что случилось? — спросил Арсен. — Ты чего-то испугалась?

Белетта бросилась к нему, крепко обняла, прижалась головой к его груди, тычась в неё лбом, как баран, который пытается сделать в чём-то углубление и устроить себе там пристанище. Он со смехом взял её под мышки, приподнял, подержал немного перед собой и поставил на ноги. Белетта уже успокоилась, но продолжала с тревогой вслушиваться в ночные шумы.

— Хватит, Леопард, довольно, — сказал Арсен. — Лежать, дурья голова.

Белетта рассмеялась и, надев опять башмаки, шутливо обратилась к Леопарду. Её маленькая ручка лежала в жёсткой ладони Арсена, две пары башмаков постукивали по дороге, и она ничего не боясь, шагала, глядя на усыпанное звёздами небо и не видя мрака, простиравшегося внизу. Какое-то время они шли молча.

— Ну-ка давай повторим, — произнёс наконец Арсен. — Восемью семь?

— Пятьдесят шесть.

— Восемью девять.

— Семьдесят один. Нет, семьдесят два. У меня на языке вертелось.

Белетта, почти не ходившая в школу, отвечала не так, как требует учитель, а будто она просто беседует, и Арсен с некоторым сожалением вспомнил, как школьники нараспев отвечали в классе. Задав ещё несколько вопросов, он остался доволен её ответами:

— Ты, наверное, помнишь, что я тебе обещал? Если ты будешь хорошо знать таблицу умножения, я привезу тебе что-нибудь с ярмарки в Доле. Что бы ты хотела?

Белетта задумалась. Опасаясь попросить слишком мало, она положилась

на его выбор. Когда они возвращались обратно, он стал рассказывать ей о Юре, чтобы она имела хотя бы самое общее представление о крае, где родилась. Белетта сделала вид, что ей очень интересно, хотя про себя думала, что и этот вечер прошёл впустую. Сегодня он тоже явно не собирался говорить ей про любовь. Когда они входили во двор, Белетта спросила Арсена, верит ли он в тварь Фарамину. Он с невозмутимой убеждённостью ответил, что нет, не верит. Однако, немного подумав, добавил как бы для самого себя:

— Хотя почему же? Может быть, она и существует.

Белетта спала в расположенном за ригой помещении, которое называли комнатой для инструментов, там лежали новый и старый инвентарь: лопаты, мотыги, пилы, грабли, садовые ножи, бороны, а также корнерезка и давно уже сломавшаяся веялка. Расположенная с северной стороны и не имевшая в качестве отверстия для света ничего, кроме круглого слухового окна, комната была сырой и холодной. Туда поставили ещё бочку вина а также мешки с картошкой и свёклой. Привыкшая у родителей к условиям ещё менее пригодным для жизни, Белетта не страдала ни от отсутствия комфорта, ни от запаха вина и плесени, но в этом глухом помещении её всегда пугало одиночество. Расставшись с Арсеном, она легла в постель, но через час, который показался ей четырьмя часами, сна у неё всё ещё не было ни в одном глазу. Белетте чудилось, что Фарамина проскользнула вслед за ней в комнату, она слышала, как та шевелится, пыхтит, посмеивается, пришёптывает. Когда девочка поворачивалась на другой бок, шелест набитого кукурузными листьями матраса пугал её так, что от страха начинали стучать зубы. В конце концов она встала, подошла к двери, где находился выключатель, и зажгла свет, но, понимая, что как только он погаснет, Фарамина опять возникнет из мрака, она решилась пойти и разбудить Юрбена.

Старик спал в глубине конюшни, за деревянной перегородкой, доходившей до середины стены. Он жил там уже тридцать лет, не имея никакой другой мебели, кроме кровати, стула и полки из белого дерева, куда он клал чистое бельё и ещё кое-какие свои вещи. Подумав, что в доме вспыхнул пожар, он, не задавая вопросов, оделся и пошёл следом за Белеттой к ней в комнату. Поскольку у него не было времени надеть свою фуражку с откидным клапаном, девочка впервые увидела Юрбена без головного убора, и его лицо в обрамлении седых волос показалось ей таким старым и таким суровым, что она, смешавшись, побоялась поделиться с ним своими страхами.

— Я вас потревожила, — извинилась она, — но мне кажется, что у меня бегают крысы.

Старик закрыл дверь и, не говоря ни слова, стал методично осматривать комнату. Белетта опять улеглась в постель и следила за его поисками без малейших угрызений совести. После тщательного обследования, продлившегося минут пятнадцать, а то и больше, старик глухим, словно исходившим из-под земли голосом, тем более непривычным, что говорил он очень редко, заявил:

— Крыс тут нет. Можешь спокойно спать.

Он был уже у двери и поднял руку, чтобы выключить свет.

— Юрбен, — прошептала Белетта, — мне страшно.

Он посмотрел на неё и повернул выключатель. В темноте она слышала, как он подошёл к кровати и сел на стул.

— Я тут, — сказал он. — Спи.

Высунув руку из-под одеяла, она наощупь потянулась к нему. Старик взял руку девочки и держал её в своей ладони до тех пор, пока Белетта не заснула.

6

— Отец, я хочу признаться, что согрешил с исчадием ада.

Кюре за своим окошечком недовольно зашевелился и закашлял. Он чувствовал, что его ждёт неприятное дело. Этот Арсен Мюзелье не был плохим христианином, скорее наоборот, хотя и ходил на мессы не очень регулярно. В общем, если поразмыслить, он был хорошим христианином, или, точнее, хорошим католиком. Однако для того чтобы почувствовать потребность исповедаться всего через два месяца после Пасхи, нужно иметь на душе и в самом деле что-то серьёзное. Девушка забеременела или скандал в какой-нибудь семье.