Вундервафля. Сборник
Шрифт:
— А ваше мнение, Тяглов? — спросил комполка.
Тяпа смотрел в потолок и жевал губу.
— Ну думай, думай, — разрешил командир и перевел взгляд на Клёпу.
— Пятидесяточку?.. — неуверенно предложил Клёпа.
— Без разницы, — буркнул Матвиенко.
— Я их точнее бросаю, — объяснил Клёпа. — Сам не знаю почему, но у меня с ними лучше получается.
— Вы уясните, товарищи, одну простую вещь, — сказал командир. — Есть мнение, что «ночников» там не особо ждут. Момент внезапности на нашей стороне. Но второй раз — близко не подпустят. Одна попытка. Кидать туда мелочь, которую вы шутя в дымовую трубу уложите, —
Пару секунд было тихо. Потом Тяпа оторвал взгляд от потолка и сказал:
— Забьем, товарищ подполковник. Сотку забьем.
— Уверен?
— Ну ведь надо же. Раз надо — значит, надо.
Он посмотрел на Клёпу, тот поймал его взгляд, что-то для себя быстро уяснил — и кивнул.
— Штурман согласен?
— Я постараюсь, — сказал Клёпа. — А если «САБы» прогорят или просто темно покажется — можно включить фары?
Все уставились на него как на полного дебила. А Тяпа — недобро, осуждающе. Повисла напряженная пауза.
— Ну ведь надо попасть! — объяснил Клёпа.
— Тяглов, а Тяглов… — прошипел командир. — Я не понял. Вы чего опять задумали, клоуны несчастные? Зачем ему фары? Куда он ими светить собрался, Матвиенко под хвост?.. На меня смотри! Чего глаза спрятал? Что за детский сад?!
— Да я сам не понял, товарищ подполковник!
— Врешь!
— Я просто ляпнул, товарищ подполковник, — сообщил Клёпа, глядя под ноги. — Глупость какую-то. Виноват.
— Короче, Тяглов. Мне некогда с вами разбираться, но если включишь фары для своего бомбардира хренова — домой не приходи. Уяснил?
— И в мыслях не было, товарищ подполковник. Это он так… Сгоряча. Это же самоубийство — ночью с фарами бомбить.
— Вот именно. Продолжаем. Ведущий?..
— Я свою часть работы сделаю. Если Тяглов говорит, что забьет, — пускай забивает, я его первый расцелую. Но это будет невиданный гол, самый красивый гол в истории.
— Что за манера у вас, Матвиенко, вечно вы пытаетесь заранее оправдаться, — сказал комполка. — Нудите чего-то, мямлите… А потом идете и все равно делаете. И зачем тогда нудите? Я устал уже от вас. То ли дело Тяглов: надо — значит, надо!
Матвиенко пожал плечами. Он был смурной в последнее время.
Когда все вышли из блиндажа, Валерий Павлович толкнул локтем Тяпу и сказал:
— Значит, это ты зашел на мост вдоль реки с фарами? А мы-то все гадали, кто у нас такой психованный! Ну, конечно, ты! Кто же еще.
— Надо было, — процедил Тяпа. — Очень надо. Иначе попасть было невозможно. Вы же не попали, и никто не попал. А у нас вышло.
И показал Клёпе кулак.
— Я не нарочно. Просто вырвалось. Извини…
— Ладно, орлы, колитесь, как забивать будете?
— Да понятно как, — сказал Матвиенко. — Я когда про фары услышал, сразу понял. И спрашивать не о чем. Лично я не спрашивал и ответа не слышал. И если пристанут — а меня там вообще не было, уже домой улетел и ничего не видел. Тяпа, фары тебе не понадобятся, даже не думай — я в свой заход еще «САБов» подвешу… Но знаешь, верно говорит Валерий Павлович: ты псих. Застрянет у тебя бомба промеж копыт — и что дальше?
Тяпа почесал в затылке. И улыбнулся.
— Теперь
— Вот будь я уверен, что меня этой ночью убьют, я бы поменялся с Тяпой местами, — сказал Матвиенко. — Но я пока не уверен. Просто знаю, что это случится очень скоро, но не хочу. Я еще поживу немного, а потом меня убьют. И Клёпа заберет мой баян — все слышали? Не вздумайте баян пропить. Клёпе надо учиться.
— Во надоел-то… — буркнул Валерий Павлович в сторону.
— Я без тебя играть не буду, — сказал Клёпа. — Так что не умирай, пожалуйста.
— Ты будешь играть в мою память и в мою честь, — заявил Матвиенко. — Если в церковь не воткнешься, как капитан Гастелло.
— Гастелло — герой, — сказал Клёпа.
— Разумеется. А что еще делать, когда горишь синим пламенем, а под тобой немецкая колонна? Тут любой героем станет, у кого кишка не тонка. Бабах — и герой. Ты бы, что ли, не бабахнул? Еще как!
— У меня кишка со свистом, — предупредил Валерий Павлович. — Поэтому убедительно прошу обойтись без подвигов, товарищи пилоты.
— Да ну вас всех, — сказал Тяпа. — Какие подвиги, мы просто забьем — и все дела…
Овсей подсветил цель, засыпал ее ковром мелочи в надежде что-нибудь там внизу повредить, и спокойно отвалил. Немцы засуетились, по небу уже метались лучи прожекторов, выискивая бомбардировщики, — и тут Матвиенко зашел понизу, откуда не ждали, и четко накрыл церковь, как обещал. Кровля разлетелась вдребезги. И тогда с двух тысяч метров переворотом через крыло Тяпа свалился вниз в крутом пикировании. Как верно заметил Валерий Павлович, это сильно повышало шансы. Даже очень сильно. Но и удачи никто не отменял. Если сотка ляжет на перекладину шасси и застрянет, Тяпе останется только сыграть в капитана Гастелло. И между прочим, тогда он не промажет.
На секунду Тяпа попал в луч прожектора и испытал ни с чем не сравнимое чувство прозрачности и беспомощности, словно тебя выставили голым на базарной площади. Он умел летать в луче, но все равно стало худо. По счастью, это была лишь секунда — прожектористы, видно, сами обалдели и не успели довернуть за падающим самолетиком.
Фары не понадобились — внизу чудесно горели «САБы» и еще много чего горело тоже.
Потом Клёпа сбросил бомбу, та ни за что не зацепилась и пошла в дырку как миленькая. Тяпа, скрипя зубами от натуги, выводил самолет из пике, когда внутри церкви жахнуло: через оконные проемы вышибло наружу огненные клочья. Клёпе это зрелище очень понравилось, а Тяпе было недосуг: в него стреляли, а он выкручивался и уворачивался.
Пришлось здорово повертеться, Тяпа привез тридцать восемь пробоин, но все безобидные. Матвиенко набрал пятнадцать, Овсей аж целых три. Матвиенко расцеловал Тяпу первым, дальше его целовали и обнимали чуть не всем полком, командир приказал готовить наградной лист. А когда восторги поутихли, было выпито положенное и сверх положенного, и еще самогоночки вдогоночку, замполит отвел Тяпу в сторону и долго пытал: зачем нужны при бомбежке фары и когда был первый раз. Потому что Клёпа известный тюха и сам ничего оригинального выдумать не может, зато отчаян и правдив: если ляпнул, значит, было. Тяпа все отрицал. Не хотелось на гауптвахту — ему бы влепили очень много суток по совокупности, а летать-то когда?