Вурдалакам нет места в раю
Шрифт:
Звяга издал растерянный хрип, подхватил Видослава в охапку и помчался обратно, однако там уже тянул к его горлу оленьи перчатки оборотень, по тонким губам которого скользила злая усмешка.
– Государи небесные! Упасите! – взвопил полупридушенный Видослав.
– Шипуня, тяни! – прогремел хриплый голос Вахлака.
Повинуясь команде, русалка со всей мочи дернула за веревку, привязанную к тающему на ветру шатру. Дворец окончательно развеялся в туманном мареве, оставив лишь сеть из пеньки, натянутую вместо крыши на четырех грубых столбах.
Сеть упала на головы Курдюма и псаря с голосящим
– Сиводур, не пускай их! – с азартом прокричал упырь.
Тотчас грязная горка поблизости ожила и восстала, сбрасывая с себя дерн и листья, которыми она была присыпана. Под толстым слоем грязи обнаружился великан, огромная лапа которого заграбастала вторую сеть, расстеленную перед воротами. В нее попалась свора гончих, которые от лая перешли на жалобный визг.
Сиводур прицепил обе сетки к толстому суку древа, по которому прыгала, будто белка, Шипуня. Беспомощные охотники повисли над землей, истошно вопя и ругаясь.
– Попались! – торжествовала русалка, потирая ладошки.
– Я же вам говорил! – безнадежно выпалил Горихвост, отворачиваясь.
У него уже сил не осталось смотреть на то, как издевается нечисть над теми, кто шел, чтобы спасти его.
Однако долго печалиться ему не позволили. Из глубины пещеры выступил Дый, оглядел сетку с подвешенными людьми, и позвал:
– Государыня Мара, изволь возвратиться! Те, кто нам помешал, обезврежены. А жертва все еще ждет!
Мара приблизилась к Горихвосту и произнесла:
– Вот ты и мой. Теперь тебя никто уже не спасет.
Какое холодное дыхание у Мары! Один вдох – и твоя душа вылетает из тела и прямо в воздухе замерзает. Мара прячет ее в кошель, что висит у нее на поясе, и завязывает на шнурок. После забирается в сани, и вожак рвется с места. Мелькают под полозьями земли и страны, одна темнее другой, пока не пронесется мимо край света. А дальше, за краем – вотчина зимней Царицы, где властвует вечный мороз.
Там скованы льдом души тех, кто попал в ее рабство. Ни жизни, ни смерти, одно вечное забытье.
– За что мне такая казнь? – вскричал Горихвост во весь голос. – Ведь я служил лесу верой и правдой. Оберегал Мироствол, как умел. Пусть свидетелями мне будут боги, куда бы они ни подевались – я никому не делал зла. Ну, может, пугал деревенских растяп, что лезли куда не надо – так это для их же пользы. Мои страшилки их же самих от нечистой силы и берегли. И вот теперь мне такой приговор!
– Голоси, голоси громче! – выдыхала Царица, и с ее ледяных уст срывались облачка пара. – Чем сильней крик, тем легче выскочит из тела дух.
Она оперлась обеими руками о ствол, прижав вурдалака, и склонилась к его лицу. Горихвост сморщился и попробовал отвертеться, но заснеженные губы Царицы оказались прямо перед его куцей бородкой.
– Боги, где бы вы ни были, помогите! – прошептал он.
И в этот же миг над поляной поплыло раскатистое пение заколдованного рога. Волна гулкого звука ударила в уши и перевернула душу. У Горихвоста как будто вскипела кровь. Мара испуганно отшатнулась.
– Труби еще! Распугай их всех к едрене фене! – орал в сетке Курдюм, подвешенный к Миростволу.
Рядом с ним, едва барахтаясь от тесноты, боярин Видослав прижимал к губам волшебный рог Рокотун. Звяга изо всех сил оттягивал сеть на себя, чтобы дать хозяину хоть немного простора. Все трое были плотно прижаты друг к другу, но еще находили силы, чтобы сопротивляться. В соседней сетке разразилась лаем кишащая масса рыжих собачьих тел.
– Я знаю: нечисть лишь одного боится! – не унимался Курдюм. – А ну, поддадим огоньку! Подпалим логово – зверье само разбежится!
Он просунул сквозь перекошенные ячейки просмоленную паклю и принялся щелкать огнивом. Снопы искр посыпались из его ладоней. Несколько неудачных попыток – и пакля наконец запылала. Курдюм швырнул ее в кучу сухой листвы и захохотал:
– Получите, нечистые! Мы всю вашу поганую чащу в сплошное огнище превратим!
Языки пламени с жадностью бросились пожирать мелкий хворост и жухлую траву, которыми была устлана поляна. Огненные завитки поползли по краям желтых листьев. Стоило ветру поворошить листву – и огонь вспыхивал в полную силу, начинал гудеть и трещать, словно запугивая всех, кто вставал у него на пути.
Оборотень Деряба со страху превратился в стог сена. Огонь тут же подполз к его подножию, лизнул нижние соломинки и начал бодро карабкаться вверх, словно радуясь редкой удаче. Из сена повалил сизый дым. Стог человеческим голосом заверещал, опал на землю и снова стал бледным юношей в богатом кафтане, только на этот раз кафтан с шапкой горели, а из-под стоячего воротника вырывались дымные струйки. Не переставая визжать, Деряба заметался по полю. Длинные рукава его бестолково болтались.
Русалка Шипуня свесилась с древесного сука, пытаясь помочь ему, но пламя лизнуло ее длинные волосы, и она взвизгнула, как резаное порося. Совершив в воздухе невероятный кульбит, она нырнула в ручей, вытекающий из-под корней Мироствола. Мгновенье ее не было видно, затем вода в ручье вспенилась, русалка вынырнула, схватила Дерябу за шиворот и потащила на дно.
Великан Сиводур наступил толстой лапой в огонь, глухо ухнул, развернулся и бросился прочь. Чащи, вставшей у него на пути, не поздоровилось: волот влетел в нее на полном ходу и начал прокладывать путь, выламывая древние сосны и затаптывая кусты. Через минуту за его спиной образовалась целая просека, а еще через пару мгновений Сиводур скрылся из виду.
Дольше других продержался Вахлак. Он попытался бороться с пожаром, но понял, что силы неравны, хлопнул крыльями и взмыл в воздух. Пламя лизнуло ворсистую кисточку на его хвосте, отчего над поляной поплыл едкий запах паленой курицы. Упырь обругал на чем свет «Огненного Сварожича», очевидно, считая его виноватым в беде, и поднялся выше. Некоторое время он еще носился над поляной, высматривая, чем помочь, но потом сдался и полетел прочь – туда, где воздух оставался прохладным и чистым.
Все это происходило под победоносный гул рога, в который Видослав дул, не переставая, чтобы окончательно вспугнуть нечисть. В руках Звяги мелькнул стальной нож – псарь ловко разрезал ячейки сети, и все трое пленников свалились на черные проплешины, оставшиеся после уползающего огня. Пока Курдюм охал и потирал бока, Звяга разрезал соседнюю ловушку, в которой копошились собаки, и рыжая лавина снова хлынула на поляну, суетясь и оглашая лес лаем.