Вурдалакам нет места в раю
Шрифт:
– А долго ли еще игроки сидели после его ухода? – осведомился Горихвост.
– Часа два, может, два с половиной, – вращая глазами, выдал Курдюм. – До тех пор, пока в стельку не налакались.
– Игроки вышли в третьем часу, – начал соображать Горихвост. – Лутоха ушел за два с лишком часа до этого. Пятуня видел, как перед избой Дедослава бродит какой-то призрак, но ему в таком сильном подпитии кто угодно мог призраком показаться. Мучать деда начали после трех, а к пяти он был уже мертв. Что делал все это время Лутоха? И самое главное: куда он после
– А вот и не пропал! – с торжеством заявил Курдюм.
– Почему не пропал?
– Я его нонеча видел.
– Где?
– Не скажу!
– Не морочь мне голову!
– Это ты меня тут морочишь. Мне давно домой пора, а ты меня не пускаешь. Посмотри – сумерки уж сгустились. Темнота – хоть глаз выколи.
– Курдюмчик, милый, ну потерпи четверть часика, – взмолился Горихвост. – Темно только в овраге, а в чистом поле еще все видать.
– Что? Четверть часа? – восстал Курдюм. – Да ты издеваешься, не иначе. Сейчас самый разгул нечисти начинается. Водяница из омута вылезет, и плакала моя мельница. Не понять тебе, бродяге, что значит иметь собственное хозяйство.
И мельник выскочил из оврага на ровное, гладко скошенное Девичье поле. Горихвост попытался ухватить его за портки, да куда там! Курдюм хоть и выглядел увальнем, а на деле был юрким, как колобок. Вурдалак и глазом моргнуть не успел, а мельник мчался уже через поле на север, где за невысокими холмиками журчала мелкая Змейка.
Пухленькая фигурка Курдюма замелькала в темной синеве сумерек. Ночь уже надвигалась, и только бархатистое небо еще сопротивлялось и пылало лазурью, не желая уступать сгущающейся тишине. Горихвост мельком взглянул на месяц, набирающий полную силу, и только махнул на него рукой:
– Ждешь, что я начну петь тебе песню? Не до тебя мне, отстань!
Месяц как будто услышал его – на него тотчас же наползла тучка, и он спрятался за ее завесой, словно обидевшись. А Курдюм улепетывал прочь, и, конечно же, он взял курс на самое незаметное место – одинокое дерево, торчащее посреди поля. Это была известная всей округе Мокушина березка – высокая, развесистая, с гнутым стволом, рогаткой разделившимся на два ростка, отчего издалека казалось, что это торчит огромная вилка, воткнутая в землю шутником-великаном.
А куда еще побежит мельник, оказавшийся в голом поле? Он же умный. Мигом сообразит, где нет никаких примет, никто не станет искать, и куда никто даже не взглянет.
– Олух! Прячься за кочкой! – прошипел Горихвост, стараясь приглушить собственный окрик.
Но было уже поздно. В вышине хлопнули черные крылья, и вечерний покой разом сгинул от отвратительного вороньего грая.
– Здесь! Сюда! Нашел! Вижу! – хрипло вопил Хорохор, сужая круги.
Острый краешек месяца вдруг пропал на миг, а затем появился опять, и по этому необъяснимому мерцанию Горихвост смекнул, что ворон уже над его головой, и его крыло застит свет.
– Ах ты, тварь! – непроизвольно вырвалось из вурдалаковой глотки.
– А вот и волчище! – обрадовался Хорохор, резко спикировал, и попытался попасть клювом Горихвосту по черепу.
– Ай! Зачем так сильно клюешься? – с притворным испугом взвопил Горихвост.
Хорохор самодовольно закаркал, взмыл в воздух и заложил над его головой вираж.
– Не смей! Мне же больно! – продолжал завывать Горихвост.
Хорохор навострил клюв, нацелился ему в темя и впал в крутое пике.
– Нельзя же так! Это уже ни в какие ворота! За что мне? – голосил вурдалак, краем глаза высматривая темный силуэт ворона, мелькающий на фоне звезд.
Хорохор подлетал к земле. Его железный клюв готов был впиться в вурдалачий загривок, покрытый густой шерстью. Дождавшись, пока падение ворона станет неотвратимым, Горихвост извернулся и отпрянул в сторону. Хорохор пролетел мимо и вонзился в кочку. Столкновение ошеломило его, но Горихвост для верности еще и прихлопнул его ладонью. Загрубевшие пальцы ухватились за птичий хвост и выдернули клок лоснящихся перьев.
От боли ворон попробовал разразиться оглушительным граем, но сквозь ушедший в землю клюв донеслись только истошные хрипы.
– Вот и курочка нам на ужин! – хищно осклабился Горихвост и выдернул ворона из кочки.
– Я не курочка! – слабо запротестовал Хорохор.
– И то правда! – откликнулся Горихвост, сжимая его в руках. – Что тут жарить? Одни жилы да кости. И укусить не за что.
– Меня? Жарить? – зашелся от возмущения Хорохор. – Да ты знаешь, что вороны – самые умные существа в природе? Мой выходящий за границы воображения разум, моя тонкая, чувственная душа – для тебя просто еда? Да ты зверь!
– Верно, зверь! – довольно проговорил Горихвост. – А ты – птица. Я тебя в гости не звал – ты сам на меня налетел. Вот теперь и узнаешь, кто из нас двоих хищник, а кто – добыча.
Он нарочно разинул рот и сделал вид, что собирается заглотить ворона целиком. Хорохор впал в панику, судорожно затрепыхался и попробовал вырваться, однако ладони вурдалака сжимали его слишком цепко.
И тут в глаза Горихвоста ударил ослепительный огненный сполох. Пылающая стрела упала с неба и вонзилась в землю прямо перед его носом. От неожиданности Горихвост выпустил ворона из ладоней.
Хорохор тут же взмыл в воздух, неловко маневрируя драным хвостом. А огненные стрелы уже летели одна за другой, и каждая норовила лечь так близко к разметавшейся вотоле Горихвоста, что он чувствовал жар, исходящий от искрящихся наконечников.
– Надо же, как вы не вовремя! – сгоряча сказал он.
И тут же почувствовал, как в макушку его ударило что-то острое и очень жесткое.
«Стрела! – мигом пронеслась мысль. – Прямо в голову! Неужели пробила?»
Однако соображалка продолжала работать, мысли не путались, сознание не выключалось. «Что это за стрела, которая меня даже не вырубила?» – подумалось ему. Он поднял глаза и увидел Хорохора, с победоносным видом парящего прямо над ним. Заметив изумленный взгляд вурдалака, ворон с торжествующим хрипом заграял: