Вурдалакам нет места в раю
Шрифт:
Глаза Лутохи расширились, руки затряслись от волнения. Юродивый метнулся к требищу. В жуткой спешке разжег потухшие свечи. Подбросил в костер сосновых дров и развел пламя пожарче. Раскрошил куличи и рассыпал по сгнившей столешнице, как будто нарочно, чтобы покормить птиц. Недоумка разве поймешь?
Мех с вином опрокинулся, пополняя заздравную чару, которая показалась Горихвосту знакомой – вроде, уже где-то видел ее, только когда? Кажется, очень давно…
Чара со стуком опустилась на стол. Мелкие дождевые капли упали в нее и разбежались кругами.
Лутоха поднял ее обеими руками и полез вверх, к верхушке столба, где уже хлопал крыльями загадочный силуэт. Отблески костра выхватывали из темноты то края оперенья, то когти, то птичий хвост…
Это что за пришелец из дальних миров? Зачем юродивый протягивает ему чару, как будто пытается напоить кровью? Что за обряд происходит тут на моих глазах?
Отрава дурманила разум, но несмотря на нее, Горихвост со всей очевидностью осознал: Лутоха вызывал из неведомых краев кого-то летучего и большого, и жадного до чужой крови. Не иначе, какое-то адское чудище пожаловало из преисподней. Напьется – и наберется сил.
Может, это тот самый змей, в пробуждении которого меня обвиняли? Тогда выйдет, что Лутоха и есть призрак, что бормотал заклинания в Рогатой веже. А как должен выглядеть это змей? Его уже тысячу лет никто не видал…
Горихвост понял, что дергаться бесполезно, и начал тянуть лапу осторожно, стараясь плавно вытащить ее из зажима. Старания принесли результат: ноги удалось высвободить, хотя их до сих пор и ломило от давки. Вурдалак начал подкрадываться к оборванцу, обходя его со спины. Главное – не шуршать, и не наступать на трескучие ветки. Тогда он не успеет очухаться, как окажется на земле.
Лутоха явно задался целью задобрить чудовище, которое шебуршилось во тьме. Теперь все стало ясно. Этот злодей, притворившийся овечкой, не только убил колдуна, но еще и вызвал змея, чтобы окончательно принести гибель всей волости. Выходит, он дважды обманщик! Ах ты, поганец…
Юродивый забрался с ногами на требище и высоко воздел руки. Неясный силуэт наклонился над чарой. Еще чуть-чуть – и чудище глотнет крови, и тогда всех ждет большая беда.
Горихвост зарычал, рывком взвился ввысь и впился когтями в худые плечи поганого бесопоклонника. Тот опрокинулся и обрушился на гнилые доски. Чара выскользнула из его рук, кровавая жидкость расплескалась, обдав волчью морду едкой, сладковато-кислой волной.
Несколько капель попали вурдалаку на язык, и он в панике принялся отплевываться, чтобы случайно не проглотить их и не совершить святотатства. Как знать – может, это кровь Дедослава, или другой неповинной жертвы. Кого еще мог зарезать этот отчаянный лиходей?
Нелепо размахивая руками, Лутоха барахтался в липкой луже. В пахучей жидкости плавала деревянная дощечка, выпавшая из сжатой ладони. Что еще за дощечка? Небось, заклинание из черной книги?
Чудище на вершине столба беспокойно захлопало крыльями. Сейчас главное – не допустить, чтобы оно хлебнуло жертвенной крови. Любой ценой нужно согнать его с места и как следует напугать, чтобы оно не вернулось. Легко сказать! А вдруг это и вправду змей? Он же таких зверей, как одинокий волк, должен на завтрак есть с потрохами!
Эх, была не была! Думать некогда! Стараясь избавиться от приступа леденящего страха, Горихвост упрямо полез на шатающиеся доски требища.
Вон он, змей, шебуршится во тьме. Кто он, как выглядит – не разглядеть. Чем он встретит? Когтями? Или зубастой пастью с колючим жалом? Кабы знать – служба стала бы слишком легкой.
Горихвост попытался допрыгнуть до конского черепа, но не достал. Удалось лишь как следует порычать на чудовище, что таращилось на него парой блестящих глаз. Глазки мелкие – видать, змей не так страшен, как его малевали.
Наблюдение придало волку храбрости. Он вцепился когтями в узорные выступы на истукане и начал карабкаться ввысь, как заправский кот. Лутоха поднялся и попытался стащить его вниз, вопя что-то неразборчивое о том, что волк все порушит, испортит, и вообще нанесет ущерб, какого Гремячий дол отродясь не видал.
Если это ущерб твоим лютым замыслам – тогда да, еще как нанесу! А на плечи Лутохи удобно встать задними лапами и оттолкнуться от них, как от ступеньки. Так что спасибо, что подсадил!
Вот и ты, злобный змей! Ну и лапы у тебя. Жилистые и когтистые. То ли орел, то ли курица в десять раз больше, чем в Воропаевом петушатнике. Кто ты, нежить? Покажи личико!
Крылья с темными, жесткими перьями расправились у него перед носом. Переливаются, как перламутр. Один черт! Пусть не змей, пусть хоть птица. Доброй твари убивец не позовет!
Над Горихвостом, настырно карабкающимся на верхушку столба, склонилось лицо. Женское. Идеально красивое, и немного печальное. Большие серые глаза с человеческой мыслью и жалостью.
Ожерелье на шее. На волосах – венец с золотыми оленями. С венца на серебряных нитях свисают колечки в виде цветков с семью лепестками – как обычно бывает у баб перед праздником Небесной Царицы.
И при этом – крылья, хвост, оперенье и куриные ноги с когтями. Кто ты, птица? Откуда явилась?
– Не трогай ее! Даже не думай! – раздался за спиной истошный вопль Лутохи.
Нет, я сам во всем разберусь. Меня наваждением не заморочить! Может, это грибная отрава все еще пляшет в моей голове? Кому писан закон, чтоб творить непонятное колдовство в неурочное время?
Тонкие уста птицы-девы открылись. Она уставилась на Горихвоста немигающим взглядом и затянула негромкую песню, настолько печальную, что волк замер.
«Не пройдет и недели, как тебя настигнет лютая смерть, – пела птица. – И смерть эта будет настолько горестной, что не пожелаешь врагу…»
Пронзительный взгляд вещей птицы завораживал. Едва смысл дошел до сознания, как Горихвоста охватил такой приступ паники, какого он не испытывал отродясь.
– Чего ты пророчишь? – визгливо залаял он. – А ну, замолчи! Заткнись немедля! Я тебя не просил петь мне всякую чушь!