Введение в человечность
Шрифт:
– Не ломайся, – говорит Саша, – строишь тут из себя… Тоже мне, Большой Змей. Открою тебе секрет… Коль, можно?
– Валяй, чего уж тут…
А Наташа стоит в уголке, слово проронить боится.
– Мы тут, – начал Александр, – с Колюней решили, что хватит тянуть кота за хвост. Тем более что все уже готово к нашему эксперименту… Короче, на следующей неделе будем делать тебе, Большой Змей, пластическую операцию.
– Ага, – подхватила Аленка, – грудь увеличим, носу изысканную форму придадим римского типа. Наташа, тебе какие мужчины больше нравятся – брюнеты или блондины?
Наталья
– Наталья, скажи что брюнеты! Индейцев белокурых не бывает!
А она как заревет, лицо ладонями закрыла, ключи на стол кинула и вон из лаборатории выбежала.
– Кретины, – цыкнул сквозь зубы Николай и за ней сорвался.
Минут десять их не было. Мы молчали. Смотрели друг на друга только. Действительно, идиоты. С такими вещами разве шутят? Эх, и волновался же я, Леша! А ты бы на моем месте спокойным остался?
Пришли, наконец. Коля Наташу за плечи держит, а та уже успокоилась, лицо только покрасневшее да глаза влажные. Никогда я ее такой красивой еще не видел.
– Мы тут, – говорит Николай, – решили, что прав Сервелат. Лето еще не заканчивается, выходных на наш век хватит. Так что вы, Сань, езжайте одни. Мы с Таней, если что, попозже к вам присоединимся, я пока дозвониться не смог. Вы ведь к твоим на дачу едете?
– Да, Коль, куда ж еще?
– Ну, вот. А Наташа и Сервелат на эти дни свои планы имеют. Наташ, ты уж подготовь его к операции. Дело серьезное, гарантий никаких… Как договорились, ладно?
– Конечно, Николай Иванович…
Попрощавшись, повеселевшие Саша с Аленкой упорхнули. Минут через десять после них ушел и Коля. Мы остались одни. Мне как-то неловко было. Легкость, Леша, пропала. Понимаешь? Ушла непринужденность в общении. Наташа тоже в мою сторону не смотрела, молча со стола пробирки убирала, приборы выключала. Спиной ко мне стояла, но плечи ее подрагивали. Волнение. Да… Леша… То, что мы боялись сказать друг другу, и то, что уже все вокруг знали, стало вдруг таким очевидным и понятным, что сопротивляться этому очевидному и понятному показалось мне глупым.
– Ната-аш, – позвал я тихонечко, – ты на меня не обижаешься?
– Нет, что ты… – прозвучало в ответ, – я даже… рада, наверное, что так все получилось. Ты как?
– Я?… Я, наверное, тоже рад…
Она подошла ко мне… Она наклонилась надо мной… Она меня поцеловала…
Ты уж прости меня, Леш, за такие словечки из женских романов. Понимаешь, я когда тот вечер вспоминаю, романтичным становлюсь до ужаса… Вот видишь, слеза пошла… Не волнуйся, сейчас пройдет. Говорят, что плачут или от боли или от счастья. Не верь этому, Леша. Плакать от всего можно. Реакция организма такая. Защитная, наверное… Слезу пустишь в трудный момент, и легче сразу становится. Не замечал? А я заметил.
Мы после работы гулять пошли. Я по привычке в старом Колином портфеле с дырочками лежал. Так уж повелось, что на несколько месяцев этот самый чумадан стал моим транспортным средством. Я не возражал, наоборот даже, нравилось мне там. А что? Все видно, все слышно, запахи, опять же, все улавливаешь… Самое то, что надо, короче.
Тогда я впервые увидел, как мосты разводят. Зрелище, скажу тебе!
Домой к Наташе пришли уже под утро. Двери общежития были заперты, Наташа долго стучала, прежде чем заспанный вахтер, поворчав для приличия, пустил нас внутрь.
Я лежал в Наташиной комнате на своем привычном месте – на прикроватной тумбочке, рядом со знакомым мне потрепанным томиком Ахматовой и облезлой настольной лампой. Наташа ушла в душ – он у них в конце коридора, – а я наслаждался пением соловьев за открытым окном. Легкость ко мне во время прогулки вернулось, настроение было великолепным. Это ж надо, колбаса влюбленная! Кому сказать, не поверят. И ребята – молодцы. Я-то, грешным делом, думал, что забыли про меня, про мечту мою человеком стать. Не напоминал, однако. Понимал, что забот в лаборатории и так хватает. Может, когда-нибудь и до меня руки дойдут. Ждал терпеливо. И дождался. Коля-то с Сашей, а?! Каковы?! Такой сюрприз – всем сюрпризам сюрприз. Быть мне человеком или сгинуть навсегда… Понятно, что гарантий нет никаких. Таких экспериментов на земле еще никто не проводил. Честно говоря, было немножко страшновато: а ну, как не получится? Но я эти мысли от себя гнал подальше. Главное, что сейчас все хорошо, а там видно будет.
Пришла Наташа, румяная такая и свежая, с полотенцем на голове. Халатик скинула и нырнула под одеяло. Бог колбасный, какое у нее тело! Столько раз здесь ночевал, а не видел до сих пор. Она все в пижаме спала, а тут – на тебе, совершенно голая! Я аж напрягся весь от желания. Потом-то узнал, что такое состояние эрекцией называется…
– Ну что, Большой Змей, пора тебе настоящим мужчиной становиться! – услышал я голос Наташин как будто издалека откуда-то, настолько оглушен вожделением был…
Что потом произошло, рассказывать как-то стеснительно. Не люблю я интимную жизнь, Леша, на всеобщее обозрение вытаскивать. Скажу лишь, что реплика меня тогда одна, произнесенная Наташей, огорошила:
– Ты Змей, воплощенная мечта любой женщины. Живой член. Твердый, чувственный, ласковый, да еще и с мозгами… Может, не надо человеком-то становиться?
И собрался я тогда сильно обидеться, да только не успел…
Кухонные работы под знаком вопроса: можно ли фарш провернуть назад?
Наступил понедельник. Пора было собираться на работу (в смысле, в лабораторию), но никуда идти не хотелось. Может, права Наташа? Может, жить мне колбасой и дальше? Чего плохого? Так – я феномен, а стану человеком – в толпе себе подобных быстренько, наверное, затеряюсь.
Вот она, Леша, дилемма-то. Рвался к своей цели через тернии, можно сказать, а когда срок подошел – сомневаться начал, нужна ли она мне, цель эта? Всегда так, между прочим. Замечал я не раз подобное положение вещей. Как будто кто-то специально последний шанс дает одуматься, или искушает оставить все, как есть. Этакая провокация внутренняя. Борьба личностная себя с собою же.