Введение в христианское богословие
Шрифт:
С началом эпохи Просвещения, идея о том, что Библия имеет особый статус, стала ставиться под сомнение, главным образом, из-за рационалистических исходных посылок того периода и усиления интереса к критическому исследованию Библии. Интерес представляет целый ряд подходов к вопросу о богодухновенности, которые были приняты в течение этого периода.
1. И. Г. Гердер, находясь под влиянием мировоззрения романтизма, утверждал, что идею о богодухновенности следует понимать в художественном или эстетическом смысле. В своей работе "Дух еврейской поэзии" (1782–1783) Гердер высказал предположение, что наиболее подходящей моделью
2. Старая Принстонская школа, представленная Чарльзом Хеджем (1797–1878) и Бенджамином Б. Уорфилдом (1851–1921), сознательно противодействуя натуралистичному подходу, представленному Гердером, разработала крайне сверхъестественные теории богодухновенности. "Богодухновенность есть то экстраординарное, сверхъестественное влияние… оказанное Святым Духом на авторов наших Священных Книг, посредством которого их слова передавали слова Божьи, и являются, поэтому, совершенно непогрешимыми." Хотя Уорфильд тщательно оговаривает, что это вдохновение не уничтожило человечность и индивидуальность библейских авторов, он, тем не менее, настаивает на том, что "их человечность настолько уменьшилась, что их слова стали в то же время словами Божьими, и, поэтому, совершенно непогрешимы во всех и каждом случае".
3. Другие полагали, что богодухновенность также следует считать божественным водительством читателя Писания, что позволяет ему находить в библейском тексте слово Божье. Как мы только что видели, Уорфильд считал, что богодухновенность Писания определяет сам библейский текст, подразумевая, таким образом, что Писание объективно становится Словом Божьим для всех, кто его читает. Другие высказывались в пользу субъективности понимания богодухновенности, согласно которому восприятие читателем Писания — а не само Писание — следует считать "богодухновенным". Огастес Г. Стронг (1836–1921) подчеркивал, что авторитетность Писания не может основываться лишь на словах Писания, как будто они имеют какой-либо авторитетный статус вне их восприятия отдельным верующим или сообществом верующих. Таким образом, следует признать, что Писание имеет объективный и субъективный аспекты.
Рассмотрев некоторые вопросы, связанные с Священным Писанием как источником христианского богословия, перейдем к рассмотрению роли разума в этом богословии.
Разум
Вторым важным источником, требующим рассмотрения, служит человеческий разум. Хотя значение разума для христианского богословия признавалось всегда, он приобрел особую важность в эпоху Просвещения (см. раздел "Просвещение" в главе 4). Начнем с рассмотрения изменений акцента, который делался на роли разума в христианстве.
Разум и откровение: три модели
Поскольку людей следует считать существами рациональными, можно предположить, что разум играет важную роль в богословии.
Однако, в христианском богословии проходили долгие и острые дискуссии о том, к чему, собственно, эта роль сводится. Здесь можно выделить три широкие категории мнений.
1. Богословие — рациональная дисциплина. Эта позиция, связанная с такими авторами, как Фома Аквинский, исходит из того, что христианская вера по своей сути рациональна, и поэтому, может быть обоснована и исследована с помощью разума. Рассмотренные выше "5 путей" Фомы Аквинского представляют пример этой уверенности в том, что разум в состоянии обосновать идеи веры.
Однако, ни Аквинат, ни то направление в христианстве, которое он представлял, не считали, что христианство ограничивается лишь тем, что можно рационально доказать. Вера выходит за рамки разума, имея доступ к истинам откровения, которые разум не имеет никакой надежды понять или исследовать без посторонней помощи. Разуму принадлежит роль постройки на фундаменте, заложенном откровением, исследования того, что из откровения вытекает. В этом смысле, богословие относится к scientia — рациональной дисциплиной, использующей рациональные методы для углубления и расширения того, что известно из откровения.
Известный историк средневековой христианской мысли Этьен Жильсон сравнил великие богословские системы средневековья с величественными соборами, которые в это время возникали по всей христианской Европе — с его точки зрения, первые были "соборами разума". Христианство похоже на собор, который основан на почве человеческого разума, однако, чье здание возвышается над областями, доступными чистому разуму. Оно основывается на рациональном фундаменте, однако, здание, сооруженное на нем, далеко выходит за рамки того, что разум может выявить.
2. Богословие является переизданием взглядов разума. К середине XVII в., особенно в Англии и Германии, стало развиваться новое отношение к разуму. Стали высказывать мнение, что христианство рационально. Однако, если Фома Аквинский понимал это утверждение в том смысле, что вера прочно основывается на рациональном основании, новая школа мысли имела другие идеи. Если вера рациональна, утверждали они, то ее можно полностью свести к разуму. Необходимо показать, что каждый аспект веры, каждый пункт христианских верований, вытекают из человеческого разума.
Отличным примером этого взгляда могут послужить работы лорда Герберта Чербери, особенно его книга "De veritatis religionis" ("Об истинности религии"), в которой выдвигается идея рационального христианства, основанного на внутреннем чувстве Бога и человеческих нравственных обязательствах. Это мнение имеет два важных следствия. Во — первых, христианство было, по сути, сведено к тем идеям, которые можно доказать с помощью разума. Если христианство рационально, то любая часть его системы, которую нельзя обосновать с помощью разума, не может считаться "рациональной". Такие части необходимо отбросить. Во — вторых, следует понимать, что разум имеет приоритет над откровением. Вначале идет разум, а затем откровение.
Таким образом, разум стал считаться способным установить истину без помощи откровения. Христианство следует принять в том, что можно доказать на основании разума, и отвергнуть в том, что на этом основании доказать нельзя. Зачем задумываться над идеей об откровении, если разум и так может сообщить нам все, что мы хотим знать о Боге, мире и самих себе? Это твердое убеждение полной компетентности человеческого разума лежит в основе рационалистического пренебрежения к христианской доктрине об откровении в Иисусе Христе и через Священное Писание.