Введение в Культуру Критики
Шрифт:
От редактора — в Русском переводе "Культуры Критики" Кевина Макдональда отсутствует "Введение к первому изданию", содержащее много важной информации, представляющей значительный интерес для Русских читателей. Во исправление этого недостатка, "Введение…" будет переводиться и выкладываться по частям на нашем сайте.
Часть 1
"Культура Критики" (КК) была впервые опубликована в 1998 году издательством Praeger Publishers от издательского дома Greenwood Publishing Group, Inc. Тезис этой книги действительно сложный — сложный не только потому, что его было трудно сформулировать, но и потому, что он бросает вызов многим фундаментальным предположениям о современной нам интеллектуальной и политической реальности.
КК описывает, как еврейские интеллектуалы инициировали и продвигали значительное число важных интеллектуальных и политических движений в двадцатом веке. Я утверждаю, что эти движения являются
Здесь я пытаюсь ответить на некоторые вопросы типичной критики, выдвинутые против КК (также смотрите мой веб-сайт: www.csulb.edu/~kmacd), а также обсуждаю проблемы, поднятые в нескольких книгах, опубликованных после выхода в свет КК.
Некоторые критики жаловались, что я рассматриваю иудаизм как монолитную систему. Со всей определенностью, это не так. Методология анализа каждого из обсуждаемых здесь еврейских движений включает:
1) Найти влиятельные движения, в которых евреи являлись доминирующей силой, невзирая на характер этих движений и на то, все ли или большинство евреев участвовали в них. Например, я затрагиваю еврейский неоконсерватизм, который в значительной мере отличается от остальных обсуждаемых мною движений. В общем случае, относительно небольшое число евреев принимали участие в большинстве этих движений и значительная часть еврейского народа могла не знать об их существовании. Даже еврейский левый радикализм — без сомнения наиболее широко-распространенная и влиятельная еврейская субкультура двадцатого века — вполне мог представлять из себя политическое движение меньшинства в еврейских общинах в Соединенных Штатах и других Западных обществах в течение большей части прошлого века. Таким образом, когда я подвергаю критике эти движения, это не значит, что я обязательно критикую большинство евреев. Тем не менее, эти движения были влиятельными и мотивированными евреями.
2) Определить, самоидентифицировались ли евреи-участники этих движений как евреи И полагали ли они, что их участие в каждом конкретном движении способствует продвижению специфических еврейских интересов. Участие может быть бессознательным или включать самообман, но по большей части поиск доказательств для этих предположений был достаточно легким и прямолинейным. В том случае, если я полагал, что самообман был важным фактором (как в случае многих евреев-радикалов), то я предоставлял доказательства, что они на самом деле самоидентифицировались как евреи и были глубоко озабочены еврейскими проблемами, несмотря на внешнее впечатление об обратном. (См. также Главу 1 КК.)
3) Попытаться оценить влияние этих движений на не-еврейское общество. Имейте в виду, что влияние интеллектуального или политического движения, в котором доминировали евреи, не зависит от величины части еврейского общества, учавствовавшего или поддерживавшего это движение.
4) Попытаться показать как не-евреи реагировали на эти движения — например, становились ли эти движения причиной антисемитизма?
Некоторые из обсуждаемых мною движений были чрезвычайно влиятельными в социальных науках. Однако, я не утверждаю, что евреев — хороших социальных исследователей не существует; наоборот, я предоставляю список выдающихся еврейских социологов, которые не попадают под категорию 2) выше (см. Главу 2 КК). Если бы существовали доказательства, что эти социологи самоидентифицировались как евреи и имели специфическую еврейскую повестку дня в своих социальных исследованиях (определенно не так в случае большинства из перечисленных ученых, но, возможно, это так в случае Ричарда Хернстейна — см. ниже), то тогда они были бы кандидатами для рассмотрения в этой книге. Люди, которых я цитирую как сделавших вклад в эволюционные/биологические перспективы, действительно являются этническими евреями, но в отношении большинства из них я нахожусь в полном неведении, самоидентифицировались ли они как евреи и преследовали ли они специфически-еврейскую повестку дня в своих исследованиях, просто в силу отсутствия доказательств этого в их работах и где-либо еще. Если бы существовало доказательство, что какой-нибудь выдающийся эволюционный биолог самоидентифицируется как еврей и рассматривает свою работу в социобиологии или эволюционной психологии как способствующую продвижению еврейских интересов, то он или она должен был бы включен в КК в качестве иллюстрации анализируемого феномена, а не как просто ученый, работающий в области эволюционных исследований.
Интересно, что в случае одного из выше упомянутых ученых, Ричарда Хернстейна, Алан Райан (1994, стр. 11) пишет, «Хернстейн, по сути, хочет мира, в котором умные еврейские дети или их эквиваленты способны выдвинуться из своих скромных общин и стать директорами Голдман Сакс и заведующими департаментом физики Гарварда.» Я полагаю, что эта позиция является типичной для неоконсерватизма, еврейского движения, которое я обсуждаю в некоторых местах, и которая, если правдива, подразумевает, что Хернстейн воспринимал вопросы, обсуждаемые в «Колоколообразной Кривой», как затрагивающие еврейские интересы таким образом, как их не воспринимал Чарльз Мюррэй, его соавтор. (Райан контрастирует мировоззрения Мюррэя и Хернстейна следующим образом: «Мюррэй хочет Средний Запад [США — прим. пер.], в котором он вырос — мир, в котором местного механика совершенно не беспокоит, умнее он или нет чем местный учитель математики.») Точно так же, теоретическая физика 20-го века не попадает под разряд еврейского интеллектуального движения именно потому, что это была хорошая наука, без этнического следа в ее создании: еврейская самоидентификация и еврейские интересы были не важны для содержания теорий или для поведения этого интеллектуального движения. Тем не менее, евреи были непропорционально представлены в рядах теоретических физиков.
Я придерживаюсь этого вывода, несмотря на то, что Эйнштейн, лидирующая фигура среди еврейских физиков, был сильно-мотивированным сионистом (Фольсинг, 1997, стр. 494–505); оппонентом ассимиляции, как презренной форме «мимикрии» (стр. 490), предпочитавшим смешение с другими евреями, к которым он обращался как к «компаньонам-соплеменникам» (стр. 489); демонстрировал некритичную поддержку большевистского режима в России, весьма типичную для огромного числа евреев в 1920-х и 1930-х, включая постоянную апологетику за показательные процессы в 1930-х (стр. 644-5); и переключился с позиции высокоинтеллектуального пацифиста во время Второй мировой войны, когда еврейские интересы не были на кону, до адвоката строительства атомных бомб для нанесения поражения Гитлеру. С подросткового возраста он не любил немцев, и позже в жизни он критиковал еврейских коллег за их обращение в христианство и их «прусские» манеры. Он особенно не любил пруссаков, элитную этническую группу в Германии. Обозревая свою жизнь в возрасте 73 лет, Эйнштейн самым недвусмысленным образом продекларировал свою этническую принадлежность: «Как только я достиг полной ясности о нашем ненадежном положении среди других народов, мои отношения с еврейством стали моей наиболее сильной человеческой связью» (Фольсинг, 1997, стр. 488). Согласно Фольсингу, эта ясность начала развиваться в Эйнштейне с раннего возраста, но он не признавал ее до гораздо более позднего периода, что по сути является формой самообмана: «Будучи молодым человеком с буржуазно-либеральными воззрениями и верой в просвещение, он отказывался признавать [свою еврейскую идентичность]» (Фольсинг, 1997, стр. 488).
Другими словами, вопросы этнической самоидентификации и даже этнического активизма в таких людях как Эйнштейн не имеют никакого отношения к вопросу рассматривали ли подобные люди содержание своих теорий как способствующее продвижению их этнических интересов, и, в случае Эйнштейна, тому нет доказательств. Подобное не может быть сказано о Фрейде, «нью-йоркских интеллектуалах», боасианцах, и Франкфуртской Школе, где «научные» теории были создаваемы и используемы с целью продвижения групповых этнических интересов. Данная идеологическая цель становится очевидной, как только проясняется псевдонаучная природа этих движений. Значительная часть дискуссии в КК посвящена документированию интеллектуальной нечестности, отсутствию экспериментальной тщательности, очевидной политической и этнической мотивации, изгнаниям несогласных, внутри-этническим сговорам для доминирования в публичной интеллектуальной дискуссии, и всепроникающее общее отсутствие научного духа. По моему мнению, научная слабость этих движений является доказательством их функции как групповой стратегии.
Обзоры КК были немногочисленны. Фактически, лишь три обзора были напечатаны в публикациях национального уровня, включая короткий обзор Кевина Ханнана в Nationalities Papers. Обзор Ханнана в основном описывает книгу, но он подводит итог, замечая, что «иконокластическая оценка [Макдональдом] психоанализа, марксизма, мультикультурализма и некоторых интеллектуальных школ в социальных науках не вызовет большого энтузиазма в академии, но его книга хорошо написана и имеет многое что предложить читателю, интересующемуся этничностью и этническим конфликтом.»
Другие обзоры подняли несколько важных вопросов, заслуживающих отдельного обсуждения. Обзор Фрэнка Солтера (2000) в Human Ethology Bulletin затронул часть противоречий, окружающих мою работу, и в особенности желчную сессию в ходе конференции ученого Общества по Человеческому Поведению и Эволюции в 2000-м году, во время которой несколько участников обвинили меня в антисемитизме. Для меня же единственным вопросом является насколько я был честен в использовании источников и соответствуют ли мои заключения общепринятым стандартам для академических исследований в социальных науках. Солтер отмечает, что я базировал мое исследование на общеизвестных и непротиворечивых источниках и что утверждения, которые привели в ярость некоторых коллег