Вверх тормашками в наоборот-2

Ночь Ева

Толпа колыхнулась, защебетала, заволновалась, загудела на разные лады. Вслед понеслись выкрики, обвинения, версии их вины – одна смешнее другой.

– У-у-у-у, – хохотнул Сандр, – веселуха! Сейчас начнётся. Брат стакер, как думаешь, доедем мы до ворот без приключений? Может, поспорим?

– А вон и вынюхиватель ихний! – заорал басом пузатый детина с неопрятной щетиной и красными от возлияний глазами. – Бродил тут нонче, вынюхивал, выспрашивал! – тыкал толстым пальцем в Сандра, что трусил на мерине в хвосте их каравана вместе с Гелланом.

Сандр приподнялся в стременах – гибкий, как

хлыст, ловкий, как дикое животное. Обернулся на толпу, сверкнув весёлым глазом и белоснежной улыбкой. Чёлка упала ему на левый глаз. Он небрежно сдул прядь и проорал:

– Неповторимый трюк только для почтенных горожан гостеприимного Виттенгара!

Левой рукой он выхватил из поясного кошеля карту, швырнул её через правое плечо. Толпа, колыхнувшись, отпрянула. Молниеносно Сандр приложил к правому плечу лук наоборот, выхватил стрелу и, дёрнув тетиву, как струну, отправил её в полёт не глядя.

Стрела пробила карту и припечатала её к деревянной табличке трактира, который они проехали несколько шагов назад. Геллан следил за акробатическим действом и чувствовал, как расплываются в улыбке губы. Удовлетворённо хмыкнул, когда понял, что горожане продолжают панически пятиться, с ужасом поглядывая на пришпиленную стрелой карту.

– Что там, брат Геллан? – спросил Сандр, продолжая лучезарно улыбаться.

– Им не повезло. На карте шевелится и щёлкает челюстями скелет.

– Супер! – захлебнулась восторгом Дара, что отстала от всех и поравнялась с ними.

Геллан хотел поджать сурово губы, но передумал.

– Я давно хотел спросить тебя, Сандр, как ты выхватываешь нужную карту? – спросил спокойно, поглаживая шею коня.

– Обирайна! – развёл руками стакер и захохотал прямо в голубое холодное небо, что равнодушно следило за ними до тех пор, пока они не выехали за мрачные ворота Виттенгара.

Глава 32 Новый путешественник. Геллан. Дара.

Геллан

Уже за воротами их настигает окрик:

– Стойте! Подождите!

Он видит, как напрягается спина Сандра, как живо оборачивается Дара. Геллан разворачивает Савра. Конь пританцовывает и трясёт вислыми ушами, не выказывая беспокойства. Геллан чувствует, как спадает напряжение: следом за ними бежит мальчишка. Тот самый, которого они спасли.

– Файгенн, – удивлённо таращится Дара.

Караван замедляет ход, хотя, видят дикие боги, лучше убраться отсюда подальше и как можно скорее.

Мальчишка бежит стремглав. Нескладный и худой, он машет руками, но бег его лёгок, словно стрела, что летит к цели. Он резко притормаживает возле коней, поднимая клубы пыли. Геллан морщится, Дара начинает чихать.

– Заберите меня с собой! – кричит он хрипло, тяжело втягивая воздух в лёгкие. – Заберите! Я всё равно больше не жилец!

– С чего ты это взял? – вкрадчиво спрашивает неизвестно откуда взявшийся Айбин. Он появляется перед носом у мальчишки неожиданно, словно с неба падает.

Файгенн вздрагивает, но не отшатывается. Смотрит на кровочмака без страха. Мгновение молчит, а затем начинает стягивать рубаху через голову. Неуклюже, скованно, путаясь в рукавах.

Он стоит перед ними голый по пояс, высоко подняв голову

и распрямив плечи. Вначале никто ничего не понимает, пока пацан не поворачивается спиной. Громко ахает и зажимает рукой рот Дара. В воздухе волной проходит и стихает негромкий ропот. Все стоят, замерев, и разглядывают золотые руны с траурной каймой, что скользят змеёй от копчика до шеи мальца, исчезают и появляются вновь, раскидываясь хаотично, как метки, по телу. Вспыхивают золотом, гаснут, опять бегут как ползучий гад по позвоночнику и снова загораются мрачными траурными поцелуями по всему телу.

– Это что ещё за светомузыка? – брякает, не выдержав, Дара. В голосе её – растерянность и жалость.

Файгенн поворачивается лицом, невольно комкает в ладонях рубаху, прижимая её к впалому животу, и тяжело смотрит на девчонку из-подо лба. Один глаз у него прячется под упавшей сизо-голубой прядью.

– Я меченый, – произносит глухо, но голос срывается, даёт «петуха», отчего невольно сжимается сердце. – Мне не жить среди них, – делает жест в сторону захлопнувшихся ворот. – А если жить, то недолго. Я слышал, что они собираются сделать с такими, как я.

– Одевайся! – командует Геллан резко, но мальчишка не спешит исполнить приказ.

– У меня никого нет, – заглядывает он в душу уродливому стакеру. – Я жил с тёткой. Лишний рот. Она и так меня едва терпела, а сейчас ей дадут злато, и она сделает вид, что…

– Одевайся! – ещё резче звучат слова под звонким холодным небом. Воздух можно резать на части – так он сейчас неподвижен и тих.

У мальчишки сникают плечи. Рубаху он натягивает долго, не попадает руками в рукава, затем, склонив голову, зачем-то тщательно разглаживает складки, проводит ладонями по груди, без конца одёргивает край.

– Геллан, пожалуйста, – тихо-тихо, почти одними губами шепчет Дара, и он сжимает челюсти до боли в висках. Интересно: она просит, потому что не верит ему? Сомневается?

– Хватит мяться, – бросает отрывисто, – быстро залезай в повозку, и поехали, поехали отсюда!

Мальчишка, не веря ушам, поднимает глаза. Мокрые, невозможно синие, почти как у сестры. Слёзы катятся по щекам крупными каплями, виснут на костлявом подбородке и капают, как дождь, на землю.

Файгенн стыдится своей слабости, но ему сейчас не до чувства собственного достоинства. Он летит к застрявшим впереди повозкам так, что кажется: ноги не касаются тверди. Все наблюдают, как легко, словно молодой горный козло, перемахивает пацан через бортик. Рябью разливается в тишине вздох облегчения, и наконец-то они снова двигаются вперёд.

– Ты мог бы поменьше мучить его, – вычитывает ворчливо Дара, – сразу бы сказал «да», и ему не пришлось бы думать, что мы его отшвырнём и отправим назад, к этой противной виттенгарской ведьме!

Он улыбается. Дикие боги, как же он улыбается, вслушиваясь в её голос! Только ради этого можно было бы забрать с собою всех несчастных мальчиков из Виттенгара.

Дара

Пацан, что называется, пришёлся «ко двору». Он влился в нас, как ручей в реку – естественно, словно никогда ничего другого ему и не было предназначено. Только течь и становиться частью бурлящей стихии.