Вверх тормашками – вниз Аджикой
Шрифт:
Когда мне купили такой девайс, счастливей меня был только соседский Вадик, потому что намедни, прыгая по квартире на «Кузнечике», он умудрился своей головой отколоть огромный кусок штукатурки с потолка, а при последующем, произошедшем, вероятно, по инерции, прыжке этой же головой снес напрочь люстру из чешского хрусталя. После чего, потеряв равновесие, завалился набок и лишил семью стеклянной дверки в гарнитуре.
Родители Вадика отличались нравом крутым и были весьма скоры на расправу, но, на удивление, в этот раз ему ничего не было.
…Помня нелегкий путь друга к совершенству, для тренировки я выбрал кухню. Во-первых, там не было люстры, во-вторых, там не было стеклянных дверей. И в-третьих, мне просто было западло тренироваться на улице. Там я должен был появиться уже если не мастером спорта по кузнечику, то кандидатом, точно.
Странно, но на кухне, пока я осваивал походку тушканчика, ничего криминального не случилось. Вмятина на холодильнике не в счет.
Наконец пришла пора явить себя обществу, которое громко резвилось на улице и являло собой ту беззаботную вакханалию, при вспоминании которой меня пробивает на ностальгию.
…Скрипнула подъездная дверь, и с железным тушканчиком наперевес появился я, весь улыбающийся и в белом… Хотя немного вру. Улыбался, это да. А вот насчет белого… Ну не в моде был тогда этот цвет в моей среде. На мне ниже пояса висели чисто пацанские треники с вытянутыми коленками, которые во время ветра шевелились в разные стороны, напоминая клюв любопытного пеликана. Сверху, тоже по моде, я был облачен в майку. Какого она была раньше цвета, не вспомнит даже матушка, но пара треники + майка говорила о том, что я не в консерваторию иду.
Понятно, весь дикий дивизион поздравил меня с покупкой, и, лицемерно поцокивая языками от восхищения, каждый по разу пропрыгал на моей боевой блохе. Хотя чё цокать-то было? Разнообразием моделей «Кузнечик» нас не баловал, а как-то даже совсем наоборот. Конкретно совсем. В нашем магазине модель на тот момент была всего одна, поэтому все мы скакали на совершенно одинаковых девайсах.
«Эх, мать!» — Я красиво запрыгнул на тушканчика и заскакал по направлению к горке. Прыгать на воле оказалось намного лучше, чем на кухне среди четырех стен, где прыгать приходилось преимущественно только вверх.
Минут через десять я освоился уже настолько, что скакал как ахалтекинец. Особенно хорошо и далеко прыгалось с горки. Основная опасность была в том, чтобы не упасть на землю, и все мое внимание было сосредоточено именно на этом…
На чем было сосредоточено внимание мужика, я не знаю. Осторожной поступью он шагал с работы, неся в руке свернутые в трубу ватманы, шевелил губами и загибал пальцы на левой руке. Может, это был бухгалтер, которого заставили рисовать стенгазету, а может, еще кто. Я не знаю. Мне было не до этого. Я скакал.
Когда я поднял глаза, было уже поздно что-то делать. Я был на взлете. Это был красивый, самый затяжной прыжок в конце горки, и инерция была соответствующая.
А мужичок, погрузившись по самые йайца в свои проблемы, ничего вокруг не замечая и продолжая шевелить губами и двигаясь по перпендикулярному мне вектору, вынес вперед ногу для очередного шага.
«Чёта фигня какая-то получается», — подумал я, глядя вниз за секунду до приземления. «Фигня» заключалась в том, что нога моего тушканчика подозрительно точно опускалась на ногу шагнувшего товарища.
Дальше все секунда. Он шагает вперед… Я завершаю прыжок — и точняком попадаю ему на чуть запылившийся ботинок.
Губы шлепнули еще пару раз, едва не достав округлившиеся безразмерно глаза, руки судорожно сжали свернутый ватман, почти переломив его пополам, и…
И тут раздался визг. Такого визга я не слышал никогда, даже тогда, много лет спустя, на юге, проезжая какую-то деревню, сбил наглого гуся, вышедшего на дорогу. А уж там тетки визжали будьте здоровы! Можете мне поверить.
Шуганувшись от страха вбок, понятное дело в прыжке, я, как назло, вломился в очередного пешехода. Конец рабочего дня… все идут домой, понимаете ли…
«Чёта людей тут много понатыкали, — пронеслось в мозгу. — Прям как деревьев в тайге».
Страшное дело! Очередная жертва почему-то оказалась не бухгалтером каким-нить, а очень даже лицом весьма гегемонской наружности, напоминающей сантехника. От этой наружности разило перегаром, чесноком и еще какими-то подобными восточными благовониями.
Лицо понятия не имело, как нужно разговаривать с детьми, поэтому, поднявшись с пыльной дороги и отряхивая почему-то не одежду, а голову, громко и внятно заголосило знакомыми, но несвязанными выражениями. Особенно было обидно обещание «засунуть эту прыгалку мне в самое туда».
«Не, не интеллигентный товарищ», — понял я. И еще я понял что-то важное, а конкретно, что общее горе каким-то образом сплотило очень разные слои населения, а именно бухгалтера и сантехника.
За вами когда-нибудь гнался дуэт из озлобленного сантехника и яростного бухгалтера? Вы даже не представляете, сколько нерастраченной энергии может быть в человеке столь мирной профессии, как бухгалтер…
А вы удирали от них гигантскими скачками на зависть всем сайгакам планеты? Нет? Значит, вы были не со мной.
«Ну, пля!!! Кенгуру еманый!!! Вот тока догоню!!!..» — на бегу визжала фальцетом недавно еще интеллигентная бухгалтерия.
«В жопу!!! В жопу твоего скакуна засуну!!! Вот тока догоню!!!..» — задыхалось на бегу сантехническое производство.
Сговорились они, что ли, вот с этим «тока догоню»?
Вы, господа, не поверите, но от этих обещаний я развил такую скорость, что у настоящих кенгуру шерсть дыбом вставала. Ветер свистел в ушах, за спиной слышалось тяжелое сопение людей, скованных общим интересом.