Шрифт:
Часть конечная. Бренный
Глава 1. Андрики. Птерики. Полеты
Пока веки не пощекотало солнце, Соня летала. Чудесное ощущение. До того как Луну включили и Земля разделилась, люди летали только на специальных аппаратах и, в последнее время, на птериках. Скоро Соня опробует другой способ, уже сегодня, когда Луна будет в высшей точке. И как же взрослые могут ждать столько, сколько требуется? Словно они железные, как роботы. Или вроде андриков.
Нет, андрики не из металла и даже
Соня еще не видела настоящего андрика. Тем, кто не бывал на Луне, они только снятся или, как сами говорят, «являются во сне». Это случается редко, и Соне, что очень обидно, никто не являлся.
А Мишке являлся. Как и положено, андрик походил на человека, он сказал: «Когда сестра улетит, береги родителей, они очень расстроятся». Еще бы не расстроились: дочка отправится туда, откуда не все возвращаются. Кто не расстроится – тот бесчувственное полено, а мама с папой не такие.
Хватит валяться. Соня начала подниматься, но по пути передумала и снова откинулась на подушку. Сегодня можно полежать подольше. Без дела, без смысла, просто так. У Сони день рождения. Двенадцать лет. Она стала совсем большая, и колючки опасений про «не все возвращаются» – уже не детские страхи, а тревога перед училищем. Говорят…
Не стоит повторять глупые слухи. Все будет хорошо. У большинства всегда все хорошо.
«У большинства», ага. А меньшинство? Была бы Соня нулем, и не лезли бы в голову такие мысли. Но обследование выдало твердую единичку. Хорошо Мишке, он ничем не выделяется, ему все дороги открыты. А Соне, как в свое время маме и папе, всего два пути: в науку или во власть. Соня может выбрать любую профессию, она даже может не выбрать никакой, и никто слова не скажет.
Сказать не скажут, но та-а-ак посмотрят… Единичка – это ответственность. Кто может многое, с того и спрос больше.
А кто валяется без толку, от того толку не будет. Соня собралась с духом, досчитала до трех и села в кровати. Опущенные на ковер ноги утонули во мхе, по плечам рассыпались темные волосы.
– Зеркало! – попросила Соня.
Дом уже знал, что зеркало в ее понятии – это голограмма, а не отражающая поверхность, которыми пользовались в старину. У человека, если он сидит напротив, левая сторона всегда находится справа, по-другому – неправильно, нелогично и просто гадко. В какую сторону зачесывать волосы? Только го-грамма покажет верно.
В воздухе повисла хрупкая, заспанная, растрепанная фигурка, не касавшаяся пола. Настоящая соня. Соня-засоня. Лицо опухшее, глаза слипаются, плечи сгорбились…
Соня развеяла рукой некрасивое изображение и объявила, чтобы дома знали:
– Я проснулась!
Все домашние, где бы ни находились, услышат, если не заняты и не спят.
Первым откликнулся папа:
– Доброе утро, моя принцесса.
– Доброе утро, Сонечка, – проплыл приглушенный голос мамы. Наверное, она общалась с кем-то в потоке, иначе интонация была бы нежнее.
– А я еще сплю! – звонко сообщил Мишка.
– Кого же мы слышим? – поинтересовался папа.
– С вами говорит го-грамма Михаила Максимовича Зайцева. Перед сном мой оригинал просил узнать, о чем думали родители, когда его так назвали. Вслушайтесь: Миша Зайцев. После имени с фамилией сам собой просится глагол. Не любит? Съел? Обожает?
Для своего возраста Миша был очень развит. Девять лет – а уже такие формулировки. Жалко, что он ноль. Единственный в семье. Зато нули почти все возвращаются из училища. Говорят, что у единицы шансов попасть к темным намного больше. Обычно, когда Соня спрашивала об этом, мама хмуро кивала и переводила разговор на другую тему.
– Слово, которое прозвучало в конце, – донесся папин голос, и чувствовалось, что папа улыбается, – маме подошло бы. Раиса Зайцева… обожает. А, Рая?
– Угу, – на секунду включилась и опять выпала из общения занятая мама.
– А теперь вернемся к оригиналу весьма разговорчивой го-граммы, – продолжил папа. – Михаил Максимович Зайцев. В переводе означает: Богоподобный Величайший Зайцев. По-моему, звучит неплохо.
– Даже слишком неплохо для мелкого недотепы, – влезла Соня. – А Величайшая Мудрость звучит еще лучше.
Это напоминание о себе. А что? Есть чем гордиться.
Мишка промолчал. Наверное, проверяет информацию, прежде чем хвастаться перед друзьями.
Соня надела очки. Точно, Мишка в потоке, но не в информационном разделе, а в игровом. Летает на симуляторе. Надо бы тоже полетать, сравнить с ночными ощущениями. Как же странно: еще вчера полет на птерике был мечтой, хотелось усесться между крыльев, вцепиться в холку и обмирать от счастливого ужаса, когда грациозный ящер срывался в пике или заходил в штопор. Но когда полетаешь сама, одним своим желанием… Результат не в пользу крылатого помощника.
Соня сняла очки.
Через потолок в комнату падали солнечные лучи, над слепящей белизной кружили стаи снежинок. Налетев на невидимые стены, снег не прилипал, не таял, а уносился прочь, будто скользил по маслу. Дом был экспериментальным. Соню распирала гордость: папа сам его вырастил, он биолог и проверку изобретения, естественно, взял на себя. Когда Соня с Мишкой узнали о переезде – прыгали от восторга. Мама не прыгала. Она почесала переносицу, долго о чем-то раздумывала и, в конце концов, признала, что в отдельном доме, возможно, семье будет лучше, чем с грандами. Мама работала в правительстве, она ничего не решала сразу. Даже папа не знал, со скольких сторон она рассматривала каждую вещь, чтобы составить о ней мнение. Соня как-то спросила, зачем так долго думать о, казалось бы, очевидном. Мама в подробностях объяснила. Оказалось, что да, Соне именно казалось. Заумные объяснения Соня даже слушать устала. Но выводы сделала. У каждой вещи много граней, и если на цилиндр смотреть только сбоку или только сверху, люди могут до хрипоты спорить, круг перед ними или прямоугольник. С тех пор Соня стала осторожней в высказываниях. Не хотелось попасть впросак, как с упомянутым «очевидным» цилиндром.