Вы ушли с маршрута
Шрифт:
– Заикой сделаешь, идиотка! – возмущаюсь я. – Кому нужна певица с таким дефектом?
– А кому нужна певица, которая не слышит?
Это она сейчас про Лильку? Глаза у неё хищно блестят, и мне это не нравится. Синяя птица хоть и возвышенное создание, но какого-нибудь червяка заглотить при случае не откажется.
– Ты это к чему? – спрашиваю я.
– К слову.
– Если хочешь знать, для мюзикла это классная фишка – участие слабослышащего ребёнка в таком проекте! Мы ещё в городе А. всех порвём!
– Надежда умирает последней, –
Деньги, полученные от Тин-Тины, я всё ещё сжимаю в руке. Теперь-то спохватываюсь и убираю в рюкзак. Такое впечатление, будто она что-то знает. Или это у меня мнительность повышенная? И деньги эти. Чёрт, что же мне с ними делать? То есть что делать – понятно, вернуть, разумеется. Только как?
Про Веронику я думаю всё время, пока поднимаюсь по лестнице на мансардный четвёртый этаж к преподу по гармонии. Пока сдаю теорию, преподша смотрит на меня жалостливо – конечно, она в курсе, всем коллективом же скидывались. (Гремучий стыд!)
Из жалости ставит мне четвёрку. Вот с этим я согласна, никакого стыда, спасибо вам, добрая женщина, были бы вы раньше так добры, я бы сейчас не чувствовала себя червяком в куче навоза. Качественного такого! Для удобрения почвы жизненного опыта, наверное, самое то. Только вот более благоуханным он от этого не становится.
Жизнь – навоз. Сильный образ, в духе «Бру и Михалыча». Поделюсь с ними, не жалко.
– И правильно, что отказалась от этих марсианских цветов! – говорит преподша. – Не в твоём состоянии брать на себя такую ношу. Успеешь ещё наработаться, ночевать будешь на сцене!
Стоп, что?! Я не отказывалась от «Цветов на Марсе». Меня что, отстранили?
После занятия бегу в зал. Перед входом висит копия приказа со списком студентов, участвующих в репетициях. Это чтоб понимали и относились лояльнее к нашим пропускам. Но моя фамилия вычеркнута! Почему?
Крис поднимается мне навстречу со ступеньки. Меня уже одно это раздражает: что, в зале кресел мало?
– Сандра! – распахивает руки, но вовремя вспоминает, что я не люблю обнимашек. – Извини. Как ты?
Какой надрывный сочувственный тон!
– Ещё не сдохла.
– Это не звучит как шутка, – хмурится Крис. – Мы все за тебя переживаем.
– Настолько, что выпихнули меня из проекта?
– А ты считаешь, такая серьёзная нагрузка не во вред?
Значит, правда!
– Я здесь ни при чём. Тебя заботит, не во вред ли это мюзиклу.
– Мне приходится об этом думать. Но зря ты такая недоверчивая. Мы действительно хотим помочь. И помогаем.
Тут я затыкаюсь. До меня доходит, что денежная помощь – не без его участия. «Мы все за тебя переживаем». Интересно, сколько этих «всех»?
Деньги, мне кажется, начинают светиться и греться прямо внутри рюкзака. Сейчас вспыхнут! Но ещё сильнее полыхает у меня внутри. Это они так откупиться решили! Деньгами и фальшивым сочувствием!
– Ладно, – сдерживая пламя внутри, говорю я. – Но Лильку-то за что? Она же не больная!
На мгновение лицо Криса меняется, вспыхивает брезгливым удивлением – вот так: о? Но потом становится прежним. Сценический юноша собой владеет. Но я уже готова растерзать его за это удивление. Лилька для таких, как он, именно что больная – больная и негодная, человек второго сорта. И петь ей разрешили из милости, а теперь вот она, милость, в денежном эквиваленте – получи, распишись и не имей претензий.
Я стараюсь успокоиться. Берегу пламя, оно мне пригодится. В голове сама собой включается песня Бру: «Когда мне станет просторно в моём теле, мне будет тесен твой мир». Поднимаю руку и глажу Криса по плечу. Не глажу, а смахиваю невидимую пылинку с невидимого пиджака. У мальчиков в костюмчиках даже проблемы элегантные, решаются вовремя и бескровно.
– Последний вопрос. Кому ты отдал мою партию?
Даже не сомневаюсь, чьё имя сейчас услышу.
– Веронике.
За лицом я не слежу, мне даже трудно представить, что там у меня написано. Но Крису не по себе. Вижу, что он испытывает огромное облегчение, что из всех возможных реакций я выбираю – уйти.
На улице меня радостно встречает вывеска «АДСКИЕ ТОВАРЫ». Дичь: всегда было «Детские товары». Это глаза мои, как обычно, напоминают, что я живу в мире кривых зеркал и лживых тварей. Из которых я – самая лживая.
Глава 7
Денежные вопросы
В квартире Банды чад и запах горелого, открытое настежь окно и сердитая Ленка. Оказывается, Алисе доверили обед, а она его испортила.
– Это же надо быть такой тупицей, – жалуется Ленка. – Чтобы пожарить рыбу прямо в чешуе!
В руках у неё клацают ножницы, которыми она режет укроп. Она всю зелень так режет. Время от времени Ленка поворачивает голову к плите, где у неё варится картошка.
– В чешуе! Рыбу! Ну дегенератка же, да?
Появляется Бру с планшетом, заглядывает в кастрюлю, морщится:
– Я не люблю варёную картошку! Жареная лучше!
– Сковорода отмокает, а запасной у нас нет! – сообщает Ленка. – И масла тоже нет! И рыбой я рассчитывала два дня питаться! Так что не возникай, будешь жрать то, что дадут! И когда позовут!
Бру морщит нос.
– Я вообще-то не за едой пришёл. Мне нужно уединение, а там Алиска скорбит. Я, между прочим, пытаюсь решить наши финансовые проблемы!
Ленка выразительно смотрит на него, но молчит. Потом заканчивает с салатом, заглядывает напоследок в кастрюлю, и мы уходим, оставляя Бру наедине с его планшетом.
– Какие-какие проблемы он пытается решить? – переспрашиваю я.
Ленка машет рукой.
– Наш одарённый друг подался в писатели, – откликается со своего дивана Михалыч. – Сказал, что создаст культовый роман, его экранизируют и мы забудем, что такое нужда. В процессе со вчерашнего вечера.