Вятичи. Книга 2. Кровавая пыль дорог

М. Лютый Евгений

– Вот для каждого приготовил.

– Что здесь, дядько Василь?

– Не на прогулку идём. В походе всё пригодится: подстилка, чтоб не на голой земле спать, еда и ещё всякая всячина. Мало ли что… Иоанн, – позвал он сына, – ты снеси ещё запас стрел к ладье.

Тюк был не тяжёлый, но из-за большого размера нести его было неудобно: ветки так и норовили зацепиться за него. Из-за этого Вячеславу приходилось то и дело поправлять его на спине. Сзади пыхтел Векша, а впереди с неразлучным волком, который ни на шаг не отходил от хозяина,

шёл Василь, и не заметно было, что он несет свою ношу с какой-то натугой.

На берегу около ладьи их ждал Сивояр. Ладья могла вместить человек до пятнадцати и управлялась двумя парами вёсел, но при необходимости на ней устанавливался и парус.

– Векша, Вячеслав, вы на носу размещайтесь, там парус свёрнут – всё вам помягче будет, – сказал Сивояр, размещая тюки в ладье.

Следом за отроками в ладью влез и Василь. На берегу рядом с Иоанном жалобно заскулил Серко, расставаясь с хозяином.

– Серко, иди ко мне! – крикнул Василь, и волк в одно мгновение оказался в ладье, прижавшись к его ногам.

Сивояр, бредя по колено в воде, столкнул ладью с мели и запрыгнул в неё:

– Отдыхайте, ладья по течению сама поплывёт. Мне только и остаётся, чтобы на струе она была всегда.

Ладья начала удаляться от Иоанна, и его маленькая фигура долго махала им вслед, пока не скрылась в наступающих сумерках за поворотом реки.

* * *

Житко проснулся от холода. Рубашка на нём от росы была влажная, а лошадиная попона, которой они с Путятой накрывались на ночь, была тем же Путятой с него стянута. Костёр, который они развели в небольшой низинке, окружённой густыми кустами, не потух, а продолжал гореть, и хотя от влажной рубашки грудь замерзала, то ногам от костра было жарко.

Посторонний звук заставил Житко поднять голову. У костра, общипывая большого тетерева, сидел смуглый от загара и с почти что белыми, выгоревшими на солнце волосами парень.

– Проснулся? Сейчас птицу запечём – чем не еда? Подстрелил вот с утра.

– Трегуб, это ты что ли?

– А то кто же! – довольный Трегуб продолжал выдёргивать перья из птицы. – Трудно мне пришлось, пока я вас выследил. Больно осторожно вы передвигаетесь, поэтому и мало следов оставляете. Но от меня скрыться нельзя: я в деревне – лучший охотник.

Трудно было узнать в этом сидящем у костра парне того, кто им встретился вчера. А вчера, осторожно двигаясь по следам хазар, на окраине одной из лесных полян Житко придержал лошадь Путяты:

– Подожди! Слышишь?

– Что?

– Сорока трещала.

Житко и Путята, сидя на лошадях, смотрели из-за кустов на небольшую полянку, которую пересекала широкая полоса утоптанной травы.

– Может хазары в засаде?

– Если бы хазары сидели, то сорока долго бы стрекотала.

– Может зверь какой?

– Может, а поостеречься не мешало бы. Ты заметил, Путята, что хазары полон ведут очень странно: они все засеки заранее обходят и ни разу они в них не упирались. Вот и сейчас Паучью засеку слева обходят. А за засекой леса уже не такие густые.

– Житко, мы уж версты полторы проскакали от последней метки. Не пора ли новую ставить?

– Пожалуй пора.

Путята спрыгнул с лошади и срезал толстую ветку. Он ножом отсёк все веточки, кроме одной, у которой обрезал только верхушку. Получилось что-то в виде крючка. Затем быстро счистил кору и полоской гибкой коры, выбежав на поляну, привязал очищенную палку к ветке дерева. Белая, висящая на дереве, она ярко выделялась на фоне зеленой листвы.

– Эй, постой!

Путята оглянулся: к нему из кустов шло что-то грязное. Рубаха и штаны были черны от грязи, грязь была на волосах и лице.

– Житко, леший! Чур меня, чур! – Путята бросился к своей лошади.

– Да не леший я, подожди! Я от хазар убёг.

Житко выехал из кустов:

– Ты кто?

– Трегуб я. Из полона я.

– А чего грязный такой?

На грязном лице появились белые зубы – видно это была улыбка:

– Так хазары за мной погнались, а там болото. Я в лужу с грязью бултыхнулся и замер, а они – дурни в трясину полезли. Один из них чуть не утоп. Так и не нашли меня.

– Ты бы грязь смыл бы.

– Смою, как лужу найду. А вы кто?

– Я Путята, а это, – Путята показал на Житко, – мой брат Житко.

– Житко? Значит правду говорил Единец, что братья их спасут. Он ещё говорил, что ты хорошо из лука стреляешь.

– Ты Единца у хазар видел? Откуда ты его знаешь? И кто там ещё? – заинтересовался Житко.

– Да кого там узнаешь! Из нашей деревни были люди, да разбросали связанными по разным телегам. В одной телеге мы с Единцом были, и с Младой. И еще там была одна остроглазенькая с ними. Всё грозилась хазарам, что её отец всех их перебьёт. Глупая, но отчаянная. Это она мне верёвки перегрызла.

Житко с Путятой переглянулись.

– Значит Младу и Агапе хазары поймали, – вздохнул Житко. – А ты куда теперь?

– Да куда я… Вот домой пробирался. А где дом-то? Всех побили да пожгли хазары дом-то. А где Станко и Сфирько? Эта ваша Агапа говорила, что они сильные, и что они спасут всех.

– Агапе, а не Агапа, – поправил Житко.

– Ну, нехай так.

– Убили Сфирько хазары, а Станко порубленный лежит. Не знаю, выживет ли?

– Ага, значит, не будет помощи, – промолвил Трегуб.

– А мы зачем здесь? – вскинулся Путята.

– Да что вы сможете? Я прикинул – их больше трёх десятков.

– Мы путь хазар отмечаем метками, а по этим меткам воины хазар и догонят, – пояснил Житко.

– Вячеслав сказал, что через два дня догонят, – добавил Путята.

– У вас еды нет? А то живот так от голода подвело, что бурчит.

Житко достал печёную рыбу и протянул Трегубу. Трегуб жадно начал отрывать грязными руками куски рыбы и засовывать себе между таких же грязных губ: