Выбор Донбасса
Шрифт:
невзирая на грозы.
Мясорубка из душ
на пределе угрозы.
На прицеле — покой,
не задавшийся, в общем.
Мы уходим в запой,
не куем и не ропщем,
и не мелем зерно,
не читаем молитвы…
Мы попали в сезон
мировой шоу-битвы.
* * *
Лечь в траву и закрыть глаза.
Вжаться
Снились алые паруса.
Оказалось — земля кровоточит.
Тих Господь… Только он с креста
видел мир без прикрас и фальши.
Ветер уксусом жег уста,
шли иуды победным маршем.
Сквозь меня прорастет трава.
Мир с войною в хмельном застолье.
Мы теряем в бою слова,
чтоб разлиться немою болью…
* * *
Да пошли вы все со своей светобоязнью
куда подальше! Из грязи — в князи
не получается, как ни старайся:
лебези, заглядывай в глаза, улыбайся,
заходи с лёгким трепетом,
заваривай чай с корицей…
А рядом, за стенкой, такие же полулица,
полулюди, на полусогнутых, полуправдочки…
День расписан на век вперёд: от этой лавочки,
что у подъезда дома — до заветных
дверей службы,
где ты гвоздик, винтик, гаечка, но,
вроде как нужен.
И не вздумай шаг в сторону:
там великан-мельница.
Можно с ней спорить, что-то доказывать,
а она вертится
и с треском ломает копья наивные дон кихотов.
Загляни в мясорубку жизни. Тебе охота?
Тебе это нужно? Футболы, борщи, тапочки —
здесь все понятно и как у всех:
ВСЁ — до лампочки!
Кто-то в ящик почтовый раньше
подбрасывал письма счастья:
перепиши сто раз — и ты ни к чему не причастен.
Рядом шагали в ногу успех и благополучие.
Те, кто остался без писем, понятно —
увы, невезучие…
Уже не срабатывает.
Что-то внутри сломалось.
Душа-конструктор нарушена временем.
Что осталось?
Верить в спасенье, спеша на ковчег,
что построен Ноем,
или клеить бумажные копья надежды,
готовясь к бою?..
* * *
Припорошило землю суетой.
В кармане Вечности тревожный холод.
В зрачках столетий заплутал покой,
на афоризмы мир людей расколот.
Бессмысленны и мудрость, и тоска,
что с неба градом-листопадом льется.
Останется ли время для броска,
Чтобы спасти
* * *
Меня вчера столкнули с облака
руками матери-земли.
Не нож в ребро, не в лоб — а по боку
досталось лету от зимы.
Ведь говорили — я не слушала,
бесстрашно ноги свесив вниз:
казалось море черной лужею
и родинкою — Симеиз…
Придёт пора печатной осени,
и взрослых строчек листопад —
зачем-то мы на землю посланы,
как в цель — замедленный снаряд.
От перегрузок и увечностей
стих разбивается порой,
чтоб стать в конце начала вечностью,
шагами, шепотом, травой…
* * *
Это было вчера…
Да и было ли это?
Мимо мчат поезда,
и уходят поэты.
А на карте времён
лишь распутье и камень;
нет ни дат, ни имён,
только боль за стихами.
Только горечь и грусть —
все награды пиита.
Что останется? Пусть
будет всё позабыто:
пусть забудется век,
популярность, портреты…
Станет суетный бег
достоянием Леты.
Мы же будем всегда
на планете разлуки,
где живая вода
и сомнения муки,
где средь строчек живёт
кроткий донор печали,
обрывая полёт,
чтоб его замечали.
В переплёте души
не согреть, не согреться.
Но торопимся жить
с перевязанным сердцем…
Анна Долгарева (Луганск)
* * *
Ничего не знаю про ваших
Полевых командиров
И президентов республик
На передовой до сих пор
Шаг в сторону — мины
И снайпера пули
Его звали Максим
И он был контрабандистом
Когда началась война
Ему было тридцать.
Меньше года
Он продержался
Недолго.
Под Чернухино
Он вывозил гражданских
Его накрыло осколком
Мне потом говорили тихо:
Вы не могли бы
О нем не писать?
Все-таки контрабандист
Бандитская морда
Позорит родину-мать
Ее звали Наташа
Она была из Лисичанска
Прикрывала отход сорока пацанов
Ей оторвало голову
Выстрел из танка
Они говорят о ней
Губы кривят