Выбор Кота
Шрифт:
Было дежурство Валентайна, когда он их учуял. Три грога спали спиной к спине, как буддийские статуэтки, на поросшем лесом бугорке.
Он вытащил меч и помахал Дювалье.
— Пистолеты или сабли?
— Ни то ни другое.
— Они же храпят.
— Мы, конечно, можем их убить. Но их будут искать. Ладно, мы прикончим и этих. Тогда с любой стороны появится еще сотня.
— Когда я был Волком…
— Не хочу больше этого слышать. Теперь ты Кот, и этим все сказано. Убивать патрули грогов теперь не твоя задача.
К рассвету они уже были в нескольких милях от коридора и продвигатись на северо-запад. На подступах к Великим равнинам местность становилась более пологой. Они пополнили свои скудеющие запасы и накормили лошадей дикими злаками и бобами, обычными для этих мест. Коты устанавливали в подходящих местах ловушки, две-три каждое утро, и редкий день у них не было какой-нибудь живности, чтобы сварить в котелке.
Валентайн и Дювалье начинали читать мысли друг друга. Им уже почти не нужно было общаться при помощи жестов. Проходили дни, и они учились все больше и больше полагаться друг на друга без слов. Когда Дювалье содрогалась в мучительных приступах дизентерии (она ела мясо, к которому Кот-новичок даже не мог притронуться), Валентайн набрал полную рубашку коры вяза и заварил ее крутым кипятком, дал остыть и процедил. Он поил ее этим снадобьем три раза в день, и болезнь отступила.
Они отпустили лошадей и мула на берегу Миссури. Валентайну жаль было расставаться с мулом — ему будет не хватать строптивого спутника. Борьба с коварным животным сплотила двух Котов, как родителей непослушного ребенка. Они оставили лошадей и мула пастись среди сочной травы и белых головок клевера, взвалили на плечи тяжелые пожитки и вступили на территорию Гулага.
6
Юго-Восточная Небраска, июль
Гулаг Великих равнин — пшеничная и кукурузная житница общественно-экономического устройства куриан. Коллективные хозяйства с такой жесткой дисциплиной, что и Сталин позавидовал бы, рассеяны по широким просторам равнин. Этот плодородный край разделен на районы диаметром примерно пятьдесят миль, в каждом из них возвышается элеватор для зерна с подходящей к нему железнодорожной веткой. В центре круга, как паук в своей паутине, — хорошо охраняемая крепость местного курианского Хозяина. Его глаза, уши и прожорливость воплощены в Жнецах. Жнецы передают приказы Хозяина нижестоящим инспекторам и управляющим и следят, насколько ревностно выполняют свои обязанности те, кто освобожден от повинности отдавать свою жизненную ауру на корм курианскому Хозяину.
Торговля на этой территории сведена к простому товарообмену. Вагоны с зерном и кукурузой отправляются из Гулага в города и возвращаются с оплатой — несколькими дюжинами рассортированных пленников, преступников, бродяг. Инспекторы выгружают этих несчастных и ведут их на верную погибель, зная при этом, что каждая безымянная жертва голодному курианскому Хозяину — это чей-то друг или сосед, обреченный на смерть глубокой ночью. Ходят слухи, что в Далласе, Чикаго, Атланте и Сиэтле так же энергично, как при Старом Мире, действуют товарные биржи, торгующие пшеницей, кукурузой, соей, ячменем и бобами в обмен на человеческие жизни. Эти торги узаконены и проводятся бухгалтерами и поставщиками курианских Хозяев, которые бьются за лучшую цену, выраженную в телах, за тонну, совершая фьючерсные сделки на тех, у кого нет будущего.
Линкольн, бывшая столица Небраски, — типичный пример курианского правления в Гулаге. Хозяин обитает, весьма обособленно, в четырнадцатиэтажной каменной башне, нависающей над остальными, более низкими городскими постройками. Ее прочная конструкция, командное положение и многочисленные ниши и статуи соответствуют мании величия ее обитателя. Хотя одной ценной статуи, относящейся к предкирианскому времени, недостает: стоящего в задумчивости Линкольна, работы Дэниела Честера Френча. Считается, что куриане уничтожили статую, так же как и более известный памятник Линкольну в Вашингтоне. Но кое-кто утверждает, что он был похищен из города и сейчас спрятан на западе, на одной из Свободных Территорий, как тайный символ свободы.
Население района называет курианского Хозяина Номер Первый, и нет ничего важнее для местных полицаев, чем объявление входящего в комнату курьера: «Приказы от Номера Первого». Прямо напротив наводящей ужас башни стоит здание бывшей городской мэрии, сейчас его называют управой. Здесь находятся штаб-квартира инспекторов и вместительная тюрьма — последняя остановка для тех, кто предназначен на корм Жнецам. В городе также проживают ремесленники и технический персонал, обслуживающий курианский порядок, и здесь же базируется главный военный склад. Их бронированные автомобили и грузовики содержатся в огромном ангаре, некогда принадлежавшем компании «Першинг». Районный директор, держащий в руках бразды правления внутри курианского владения, проживает (с любезного позволения Номера Первого) в губернаторском особняке колониально-георгианского стиля. У этого здания плохая репутация: убийства, самоубийства, а также организованная Жнецами по ошибке «зачистка» привели к гибели нескольких директоров и их семей. Самоубийства особенно огорчили курианина — он усмотрел в них бесполезную растрату жизненной ауры.
У линкольнского Хозяина шесть Жнецов. Один-два из них всегда находятся в главной башне в качестве телохранителей и глашатаев. Еще один кружит по городу, присматривая за обстановкой в Линкольне, а другой — почти всегда в полях, в сопровождении свиты инспекторов — наводит страх всюду, где появляется. И наконец, двое оставшихся охотятся на нейтральных землях, разделяющих курианские владения, следя за безопасностью своей территории и подпитывая Хозяина случайными бродягами, беглецами и уснувшими на дежурстве военными.
— Это еще что такое? — спросил Валентайн, заглядывая в окно с разбитым стеклом припаркованной патрульной машины.
Это было странное на вид транспортное средство: приподнятый домкратом старый полицейский броневичок на толстых шинах внедорожника, с потерянными колпаками. Прежние отличительные знаки скрылись под камуфляжной коричнево-зеленой окраской.
Никогда не видел дырки, которые оставляют Жнецы? — поинтересовалась в ответ Дювалье, рассматривая неприглядную сцену внутри машины. Бронзовые мухи роились вокруг рваной раны. — Они просовывают свой язык прямо над ключицей. Лучше не придумаешь, чтобы проникнуть в сердце или большую артерию.
— Это случилось только что. — У Валентайна побежали мурашки, как если бы он вступил в ледяную воду. Жнец, должно быть, находился прямо за холмом, мимо которого они проходили.
— Повезло, что он уже ушел. — Дювалье сняла ключ с ремня мертвого тела. — Черт, никаких знаков.
— Но зачем, спрашивается, Жнецу убивать своего же полицейского?
Дювалье дотронулась до трупа:
— Еще не остыл. Возможно, это был Жнец-браконьер из Канзаса. Но вряд ли: он вероятнее напал бы на крестьянина, чем на солдата. Скорее всего, капюшонник застал полицейского спящим на посту.
— Надо отдать должное, курианское правосудие весьма эффективно.
— И решает для нас одну из проблем. Ты говорил о том, чтобы украсть форму. Вот она.
Валентайн старался не смотреть на ее ягодицы, пока Дювалье влезала через окно внутрь машины.
— Ты имеешь в виду жилет? Его придется чистить. Давай-ка вытащим тело целиком.
— Зачем? Ты хочешь похоронить его по христианскому обычаю? — Она плюнула прямо в лоб мертвому военному.
— Нет, просто они заподозрят что-то неладное, если обнаружат его тело без жилета и удостоверения.