Выбор профессии
Шрифт:
Подобные истории (за последние месяцы 2011 года, например, оставили пост судьи более полусотни человек) принесли Ольге Егоровой сомнительную славу жесткого руководителя, едва ли не самодура, зачищающего судейский корпус от неугодных ей людей. Во всяком случае, так говорят те из ушедших, кто готов публично комментировать ситуацию.
Ольга Егорова с такой репутацией не согласна абсолютно: «Нет у меня никакой жесткой кадровой политики. В самом начале, когда пришла, действительно много людей было уволено, человек 30. Что было! Говорили, мол, пришла, цвет нации разогнала. А я видела, что они творили. Мне было просто жутко. В открытую нарушали закон себе в угоду. Но поймать это
Впрочем, публичных выступлений против Егоровой со стороны ее бывших коллег было не так много. Вот мнение другой бывшей судьи – Инны Гончаровой, работавшей заместителем председателя Бутырского райсуда Москвы: «Егорова очень жестко закрутила ситуацию, стала увольнять за нарушение сроков. Мы все, конечно, пищали, визжали: что это такое, безобразие, мы работаем ночами! Но ведь это же делается в пользу граждан. Да, работать трудно, нагрузка большая, но нельзя же говорить, давайте у нас судьи будут рассматривать дела, сколько захотят, а граждане ждут. Поэтому тут я с Егоровой соглашаюсь. После того как она пришла, в судах навели более-менее порядок. Сейчас можно быстро получить дело для ознакомления, быстро попасть на прием к судье, а попробуйте в 2000-м попадите – да ничего бы вы тогда не получили».
Изменения в составе судейского корпуса, естественно, сказываются на качестве работы судов: «Проблема номер один – качество рассмотрения дел. Иными словами, профессионализм. С появлением апелляционной инстанции мы взяли из районных судов 40 лучших судей, на их место пришла молодежь, ее еще надо подучить, на это по требуется время».
При этом меняется и содержание судейской работы. Задачей суда по-прежнему остается установление истины в каждом конкретном случае. «Но сейчас (в отличие от советского времени, когда суд отвечал за все) мы оцениваем только то, что нам представляют стороны. Это и есть суть проведенной реформы. Молодое поколение судей даже и не думает что-то требовать от сторон: представили – хорошо, нет – суд будет оценивать то, что есть». Иными словами, в поиске истины суд ограничен возможностями и способностями сторон – участников процесса. Получается, что судья все-таки не столько устанавливает истину, сколько оценивает представленную ему аргументацию. Истина при этом получается какой-то ограниченной, но может ли суд на самом деле претендовать на установление истины абсолютной? Вопрос этот, наверное, в большей степени философский, чем практический.
Еще одна проблема судопроизводства, о которой говорят едва ли не ежедневно, – давление на судей. Ольга Егорова комментирует эту проблему довольно жестко: «Давят на тех, кто позволяет это делать. Если отказать один раз, второго звонка уже не будет. А если ты будешь на любые вопросы соглашаться, всех выслушивать, пусть даже из вежливости, тебе и будут звонить в день по десять раз… Я лично умею сказать «нет», а если надо, и послать могу. И судей настраиваю только на процессуальное общение по делам».
«Мы оцениваем только то, что нам представляют стороны. Это и есть суть проведенной реформы. Молодое поколение судей даже и не думает что-то требовать от сторон: представили – хорошо, нет – суд будет оценивать то, что есть».
Конечно, прямое «телефонное право» сейчас – это, скорее, ситуация из разряда курьезных. Сама Ольга Егорова рассказывает, что как-то ей позвонил человек, выдававший себя за исполнительного секретаря СНГ Владимира Рушайло. Когда самозванца разоблачили, он бросил трубку, так и не успев изложить причину звонка. Бывает, что судьям звонят напрямую депутаты, но им в ответ предлагают поступать по регламенту – то есть делать запрос в установленной форме.
Давление на судей все же оказывается. Но по большей части косвенное. «Например, направляют в суд «сырое» дело, превосходно понимая, что доказательства плохие, за уши притянуты. Но надо, чтобы суд рассмотрел это дело. Тогда отправляют сопроводительное письмо. Пишут: поступили сведения, что судья заинтересован в исходе дела. Поскольку информация официальная – начинается проверка: смотрим, какому судье распределено дело, интересуемся этим делом. В общем, начинается шевеление вокруг дела, и судья, который его рассматривает, начинает нервничать, а соответственно, может ошибиться.
Это одна из форм давления. Вторая – это адвокаты, которые видят, что следователи хорошо подготовили дело, все доказательства застолбили, все привезли. Когда адвокаты понимают, что дело проиграно, они начинают через общественные организации, через СМИ кричать, что судят невиновных и что здесь сидит такая Егорова, которая всех «сажает», и что здесь правосудия никогда не добьешься»».
В последнее время появилась еще одна проблема, ранее (5–6 лет назад) неактуальная, – безопасность. В 2010 году 13 судей официально обратились за защитой, одного убили, и это только по Москве. «Профессия судьи оказалась опасной, потому что не знаешь, от кого ждать пули. Это могут сделать даже свои, бывшие, которых мы выгнали, вычистили из судов. Даже мне поступают угрозы в ответ на увольнение. Они остались ни с чем, кто их теперь возьмет: если они пойдут в адвокаты, то не смогут зарабатывать деньги, потому что мозги нужно включать. И работать нужно. В прокуратуру они не пойдут, потому что не справятся».
В целом же, по убеждению Ольги Егоровой, система судопроизводства работает хорошо: «Из тех, кто говорит о новой судебной реформе, судьями работали единицы, большинство – ни часу. Что менять? Зачем? По-моему, уже все, что можно, изменили! Я же должна четко исполнять закон, а менять – это не моя функция».
«Профессия судьи оказалась опасной, потому что не знаешь, от кого ждать пули. Это могут сделать даже свои, бывшие, которых мы выгнали, вычистили из судов. Даже мне поступают угрозы в ответ на увольнение».
Судейское сообщество, уверена Егорова, вполне способно к самоорганизации и самоконтролю: «У нас в Москве судейский мир очень маленький, чуть больше тысячи человек, и если появляются какие-то подозрения в недобросовестности судей – слухи доходят очень быстро, и все факты становятся известны. Наше сообщество спросит так, как ни одна власть. Например, в Москве никто из судей пьяным за руль не сядет, особенно после конкретного случая, когда судья лишился за это мантии».
Правда, иногда, в речи Ольги Егоровой проскальзывают фразы, заставляющие несколько усомниться в том, что ее благодушие полностью оправдано.
Вот, например: «Меня критикуют за то, что суды часто берут сторону ГИБДД. А как по-другому? Зачем полиция, если ей не доверять? Полицейский несет двойную ответственность – и перед судом, и перед мундиром. Его ложь ему дорого обой дется…»
Все верно: доверие к представителю власти в нормальном обществе – нормальное явление. Вот только кажется, что при этом судья априори доверяет одной стороне (ГИБДД) больше, чем другой (водитель). Стало быть, беспристрастность (основа независимости) суда оказывается под сомнением.