Выбор пути
Шрифт:
Я выдвинул несколько ящиков — на пробу. Один был до половины заполнен семенами какой-то травы, в другом — истолченный в порошок минерал. Третий был почти пуст, и только в дальнем конце его лежал пучок травы, высохшей до рассыпания в порошок. И так — во всех ящиках, которые я на пробу выдвинул.
Вся эта «картотека» была сделана любовно, умело, опытной рукой, и когда я спросил у домового (к которому честно сказать я почему-то испытывал в сотни раз большее доверие, чем к бесам), тот с нескрываемой гордостью ответил, что сделал это сооружение последний хозяин, который любил и умел работать
На столе — большая стеклянная спиртовка, рядом — керосиновый (или бензиновый?) примус, я такой видел только в кино (из похожего булгаковский кот Бегемот пил бензин для залечивания своих ран).
Много реторт и колб разного размера и конфигураций. Целое богатство, достойное химического кабинета университета! Колбы стояли на столе, на полках, вделанных в стену, даже на полу. Зачем бывшему хозяину столько колб — это загадка. Прямо-таки коллекционер колб какой-то, а не колдун!
В углу десятилитровая стеклянная бутыль со стеклянной же пробкой. Подошел к ней, выдернул пробку, понюхал… да это спирт! Чистейший спирт — полная бутыль!
В противоположном углу еще два бутыли. Неужели тоже спирт? Закрыл эту, подошел к двум бутылям, открыл, понюхал… нет, это керосин и бензин. Кстати, неужели за десятки лет эти летучие жидкости не испарились? Пробки-то совсем не такие уж и годные для того, чтобы уберечь жидкость от испарения! Ладно бы там резиновые, но стеклянные? Неужто так притерты к горлышку? Или это такая магия? Хотя резиновые за такое время точно бы развалились. Или бы их разъело. А вот стеклу пофиг бензин.
Толку-то рассуждать — есть факт, и его надо принять. В жизни вообще многое надо принимать, или не принимать — как веру в бога. Ты никогда не сможешь доказать его отсутствие, как и его наличие. Так какого черта ломать копья в бессмысленных спорах? Только дураки спорят о том, существование чего, или отсутствие доказать абсолютно невозможно. Я — не дурак.
Ступки. Медные, чугунные — большие и маленькие. Самая большая мне выше колен, и в ней торчит здоровенный пестик, больше похожий на булаву. Таким пестиком не то что башку разбить — латы можно проломить! Самая маленькая ступка размером с ладонь — фарфоровая. И пестик в ней фарфоровый.
Все ступки чистые, ощущение такое, будто бывший их хозяин перед смертью вычистил каждую до блеска.
И тут же ощущение неправильности — даже если вычистил, а пыль? Неужели пыль сюда, в тайную комнату не попадает?
— Кто вытирал пыль в этой комнате? Кто тут убирался?
— Я! — Охрим тяжело вздохнул — это моя обязанность. А за то хозяин поддерживал мой дом, не давал ему гнить. Ведь дом — это я! Не будет дома, не будет и меня. А кроме того — мне же скучно. Что-то ведь надо делать от скуки? А то так и с ума сойти недолго…
— А что, бывают и сумасшедшие домовые — заинтересовался я — И как же это выглядит?
— Плохо выглядит — домовой подергал себя за бороду и помотал головой — Становятся злыми, нехорошими. Вот как они! (Он кивнул на бесов, которые стояли с видом полнейшей невинности) Не дают людям жить, портят вещи, прячут их, пакостят всячески. А потом умирают вместе с домом, потому что не понимают, что без людей нет и дома, ведь дом-то для людей! А раз нет дома — нет и домового!
— А ты умный, Охрим — задумчиво протянул я — Книжки читаешь?
— Если попадутся — читаю — степенно кивнул домовой — Чай не дурак, не бес какой-нибудь! Но и телевизер люблю! Больше всего телевизер люблю!
— Телевизор! — автоматически поправил я.
— Я и говорю — телевизор люблю! — продолжил домовой — Там много чего можно высмотреть, если знать, как смотреть! Это только дураки смотрят только про всяких там голубых единорогов, больше им ничего не надо! А умные и новости посмотрят, и всякие там передачи научные. Штоба голова была занята! Штоба развивалась!
— Сам дурак! — как-то вяло констатировал Минька — И шея дугой!
Я покосился на беса, хотел спросить, почему шея дугой, но передумал. Зачем забивать себе голову излишней информацией? И шагнул к стене, заставленной книгами.
Много, много книг! И каких только тут не было! От старинных, в кожаных переплетах на старославянском языке, до вполне себе современных, изданных в начале тридцатых годов.
Да… вот когда умер хозяин дома. Где-то в середине тридцатых, примерно тридцать пятый-тридцать седьмой год. Ну… судя по книжкам, конечно. А может позднее. Может — раньше. Если только у домового спросить? Когда именно помер. И кстати — а кто хоронил хозяина дома?
— Охрим, а кто хоронил прежнего хозяина?
— Хоронил? — домовой грустно потупился — Можно сказать и так. Когда хозяин-то умер, сюда пришли люди из деревни. Нашли его, и закопали под березой. Вот и все похороны. И стали здесь жить. Бесы их потом шуганули, люди сбежали. Потом другие пришли жить. Их тоже шуганули. И третьих. И четвертых. А потом дом долго, очень долго стоял пустой.
— Ты жалеешь о нем? — спросил я с некоторым удивлением. Хотя чему удивляться — домашние животные тоже ведь жалеют о хозяевах. Переживают за них. Защищают их. Любят…
— Жалею? — домовой нахмурил брови, раздумывая — Да, жалею. Он был хорошим хозяином. Дом этот любил, хорошо его содержал, постоянно подновлял. Видишь, какие сделал тут полочки? Красиво, правда? Как можно о нем не жалеть? Надеюсь, ты…
Он замолчал, потупился, и я улыбнувшись продолжил:
— Буду не худшим хозяином? Надеюсь, Охрим. Кстати, а кто тебя так назвал?
— Он и назвал. Он дом построил, а когда я тут появился… он меня назвал.
— Охрим, он был хорошим человеком?
— Хорошим человеком? — домовой вдруг поднял голову и посмотрел мне в глаза — Он не был человеком, мой новый хозяин, имени которого я пока не знаю. Колдуны со временем перестают быть людьми, разве ты не знаешь?
Я помотал головой:
— Я случайно стал колдуном. Меня никто не учил, никто не рассказывал о колдунах. Кроме одной ведьмы…
— Будь осторожнее с ведьмами! — встрепенулся домовой — это подлый народишко! Они тебя используют, вывернут наизнанку, а потом выкинут! Оооо… эти ведьмы!