Выбор варианта
Шрифт:
В дверь заглянул вояка и сказал одно слово:
— Ждут.
— Давай-ка поторапливайся. Тиргус ожидать-то не любит!
Отправились втроем — Дайма, следом я, за мной — вояка. Не взирая на габариты, двигалась она ловко, шагала так плавно — как в хороводе плыла.
Шли мы длинными узкими коридорами, спустились по кольцевой лестнице, перешли в другое здание… Я знала точно — обратную дорогу я не найду.
Резную дверь в жилые покои тиргуса охраняли двое военных. Наш провожатый остался за дверью, а Дайма, подхватив меня за руку, провела еще по одному коридору и втолкнула в светлую
Тиргус изволил принимать меня в своем кабинете. По-другому это помещение и назвать было нельзя. Несколько полок со свитками пергамента, большая карта из кусков раскрашенной кожи на стене, большая часть карты задернута серой шторкой, торчит только кусок.
Несколько цер на большом столе и чистые, и с записями. Все сдвинуто к краю, а на свободной половине стола кинута вышитая маленькая скатерка и наставлены тарелки с пирогами, с какими-то тестяными изделиями, плошечка с медом, к ней четыре ложки и большой парящий горшок. Похоже, мужчины чайку решили выпить. Сидели за столом трое. Сам лацита тирус, его сын и еще один пожилой упитанный мужик с большими темными усами. Тоже, видать, не из простых.
Дайма поклонилась мужчинам, подошла к столу и ловко кружкой разлила чай в три приготовленные посудины. При этом ворчала:
— Опять не позавтракали нормально, обормоты! Вот хозяйки на вас путней нет! Она бы вас быстренько построила по росту!
— Гостье-то налей чаю, Дайма, да и ступай.
Тирус выслушивал ее воркотню совершенно спокойно, похоже, что к таким выступлениям он привык. Все трое смотрели на меня с любопытством. Скорее, рассматривали и оценивали.
Дайма подвинула мне крытую ковриком табуретку, поставила кружку с горячим напитком и, не спрашивая, подвинула ко мне плошку с медом.
— Кушай, девка, а то тоща больно!
И выплыла за дверь.
Мужчины сидели по одну сторону, мне место досталось напротив.
Признаться, я немного растерялась. Меня никто ни о чем не спрашивал, все молча принялись за пироги. Совершенно не понимая, что нужно делать и говорить, я притянула еще ближе мисочку с медом, зачерпнула — гречишный! Самый мой любимый! Такой вкусный мне здесь еще не попадался. Запила отваром. Очень вкусно, с нотками лимона и мяты, жгучий и охлаждающий одновременно…
Я и сама не заметила, как очнулась от странной тишины в комнате. Никто не прихлебывал горячий чай, не дул на него в ожидании, пока остынет, не двигал миски с пирогами…
Когда я подняла глаза, то поняла, что есть они уже прекратили, а смотрят, как я доскребаю дно у плошечки с медом. Мне стало неловко. Она, эта плошка, вовсе не была такой уж большой. Но, наверное, мед стоял для всех…
Мужик с усами откровенно улыбался, глядя на меня. Я смутилась, поставила плошку на стол и, даже, отодвинула ее немного. Типа — вы пироги ели — я мед, какие претензии?
— Ну, гостья, скажи, чем тебя обидели, что ты есть отказалась?
— Гостья?! Неделю не мытая, служанка не разговаривает, что с саргом — неизвестно, может быть их уже казнили всех? Вещи мои непонятно где, даже руки занять нечем, там у меня вязание было, я чуть с ума от безделья не сошла… не так гостей содержат, лацита тиргус, не так!
Старик выслушал все мои тирады совершенно
— Вот, Сейд, сам убедись! Хоть рава, хоть не рава, а ежели баба — то завсегда — дура! И ежели занятия у нее нет, то такого придумает — аж удивишься! Так что ты слушай, что отец-то говорит, слушай!
— Отец, да ведь она — иноземка. Видишь, говорит — мыться не давали. Селянка бы и не заметила. А так — напугали ее зря только, да и все. Откуда ей знать, как положено?
27.
Провожал меня в мою комнату этот самый сын. Титул сына лацита тиргуса — тирг.
Пробы консервов назначили на завтра.
Слово «девка» — вовсе не хамское обращение, а социальный статус сельской молодой и незамужней девушки.
Но мне пришлось сказать, что я вдова. Вряд ли идею развода здесь бы одобрили. А так — все просто. Молодая вдова, после смерти мужа переезжала на корабле к родне, да и попала в шторм.
— Тирг Сейд, а почему сразу то было не попробовать консервы? Зачем говорили, что казнят?
Он смешно замялся…
— Так это… Ну, шутка дурацкая такая…Но кто же подумать то мог, что вы все всерьез воспримите, рава Лейна?! Ваши вон, из сарга-то, сидят спокойно, ожидают, когда пробы снимать будем.
— Так зачем ждать-то?
— Рава Лена, откуда бы мы узнали, что это и правда может храниться долго? Вот вы говорите — всю осень и зиму, значит за девятину точно ничего не случится с продуктами.
— А закрыли меня зачем? И служанка на вопросы не отвечала — почему?
Он серьезно посмотрел на меня и сказал:
— Ты, рава Лейна, где умная-умная, а где — как ребенок… Отца дважды отравить пытались. Это ведь крепость рава, а не бабий сход. Не так просто яд пронести и подсыпать, а ведь смогли. Матушка моя тогда погибла… И слуг шесть человек… Да еще потом казнить пришлось троих. А уж сейчас, когда семья получила статус «лацита» — все проверяется. И вас проверяли. И не шутка это, что сами будете первые пробовать… Конечно, никто не подумал, что отравители вот так, на дурнинку, толпой явятся. Но и без присмотра вас оставлять нельзя было. Сельчане твои тоже в комнате под замком. И уж тут не обижайся, но просто так дать по замку чужим людям ходить — великая глупость!
— Но ведь можно было объяснить все! Вещи бы мои принесли — я бы хоть для рук работу нашла. Переодеться бы было во что, вымыться я хочу!
— Прости, рава, вот тут не поняли, что ты к такой жизни непривычная. Мужики твои безо всякого умывания спокойно себя чувствуют. А объяснять — так даже в голову никому не пришло, хотя я отцу и говорил, что ты — необычная селянка.
Смешно и грустно получилось… Но особой злости я уже не испытывала. Разница в менталитете — на лицо. Говорить с бабой никому в голову не пришло. И вовсе служанка не доносила, что я не ем. Просто, когда разговаривали с саргом, все мужчины дружно сказали, что и задумка моя, и делала все я. Вот тогда кормилица Сейда, Дайма, и узнала, что гостья уже который день не ест и даже не пьет. Залюбопытствовала на меня глянуть. Потому и пригласили меня к лацита тиргусу побеседовать.