Выбор
Шрифт:
Впрочем, не в одной Западной творятся подобные безобразия. Кто не помнит Фейсалабадский мятеж семьдесят девятого года? Та же самая история! Восстанием была охвачена чуть ли не половина Пакистанской губернии.
Я перевернул страницу и тут неожиданно опять «провалился». Совсем как тогда, ночью, но в этот раз все было гораздо хуже. Так, как не бывало еще никогда.
Мир вокруг стал жестким и колючим. Неестественным, неживым… То есть нет, живым, конечно же, но… Но искусственным, наполненным режущими гранями и горячим, иссушающим язык ветром. Перед глазами замелькали разноцветные квадратики разных размеров. Они складывались в узоры, отдалялись, превращались
Тело скрутило судорогой, дыхание перехватило, я уже ни о чем не мог думать, кроме одного — опасность!
Опасность!
ОПАСНОСТЬ!!!
Я увидел призрачные, нереальные образы. Сергей Антоныч в совершенно незнакомой мне комнате; бледное закатное солнце, озаряющее мертвое морское побережье; совершенно неясно к чему — непонятный, но чем-то знакомый мне механизм; длинная вереница цифр, некоторые из которых тревожно пульсировали красным цветом…
Все кончилось. Я перевел дух и открыл глаза. Мир вокруг постепенно принимал четкие очертания. Колени дрожали, и я еле удержался оттого, чтобы плюхнуться в пыльное кресло.
Не знаю, как именно чувствуют себя микросхемы памяти ЭВМ, когда в них закачивается новая информация, но мне кажется, что я сейчас испытывал нечто подобное. Вот интересно только, где же находится та база данных, откуда вся информация исходит?..
Разогнувшись, я оторвал руки от стола и посмотрел на свои ладони. Ладони были серыми, а на столешнице четко отпечатались следы двух растопыренных пятерней. Я глубоко вздохнул и попытался поточнее вспомнить, что же мне сейчас привиделось?
Передо мной опять встали только что промелькнувшие картины. Но теперь уже все происходило гораздо легче — без режущих глаза красок и терзающего уши звона. Мне понадобилось прокрутить увиденное пару раз, прежде чем я вдруг понял, почему странный привидевшийся механизм кажется мне таким знакомым. И я тут же вспомнил свою поездку в Лондон.
Этот механизм был не чем иным, как той самой штуковиной, стукнувшей меня по затылку в номере гостиницы! Теперь он находился на столе перед Сержем Антонычем, среди кучи различных, неизвестных мне приборов. Костенко сидел за столом, сосредоточенно возясь с аппаратурой. Он что-то записывал в блокноте, озабоченно вертел какие-то ручки и морщил лоб, разглядывая циферблаты и шкалы с мечущимися стрелками. Выглядело все это так, как если бы Сергей Антонович проводил какие-то исследования. Возможно, что он был занят изучением этого непонятного устройства.
Что-то неприятно кольнуло меня. Я вдруг понял, что только что видел эту штуковину. И не в своих видениях, а именно здесь, в этой комнате. Только что, буквально минуту назад…
Я перевел взгляд на раскрытую книгу, и по спине моей опять прокатилась волна замогильного холода. На старой пожелтевшей странице была напечатана черно-белая иллюстрация для фантастического романа Уэллса. Рисунок был выполнен короткими быстрыми штрихами, словно бы пером. Несмотря на пожелтевшую от времени бумагу, картинка была очень четкой. И с нее на меня взирал перепуганный человек, с совершенно идиотским выражением на лице, оседлавший сложное устройство, весьма похожее на то, что явилось ко мне в недавнем видении, а около полугода назад свалилось на голову в лондонской гостинице.
Глава седьмая
Я посмотрел на листок бумаги, где было выписано все, что мне удалось установить. Улов мой был небогат. Но, если принять во внимание бредовость исходного допущения, все получалось довольно неплохо. Можно даже сказать, хорошо все получалось. Только вот не нужно никому этого листочка показывать — в психушку заберут…
А получалось у меня, что Герберт Уэллс написал правду. Я имею в виду машину времени. Бред? Согласен! Поэтому я и упомянул про психушку! Там содержится уже целая куча подобных изобретателей, способных из медного тазика, двух столовых ножей, мясорубки и коробки скоростей от старого автомобиля собрать машину времени, вечный двигатель и космический корабль, пользуясь в качестве руководства старинными фантастическими романами. А что? Очень даже просто! Главное — желание! Разве не так?
Изобретатели эти содержатся в сумасшедших домах в полнейшей тишине и покое, окруженные всяческой заботой. Как опора государственности. Кстати!.. Там же, по соседству, наверняка можно встретить и самого Герберта Уэллса! И даже не его одного. Парочка Жюль Вернов или Пушкиных для таких заведений — обычное дело. С императорами там тоже проблем нет — Павлы, Николаи и Александры (порядковые номера с первого по сороковой) встречаются там не реже. В общем, вполне солидная компания. Однако, сказать по правде, оказаться в их числе мне не очень-то хотелось. Но…
Вот то-то и оно — НО!..
Но я своими глазами видел механизм, стукнувший меня в Лондоне по башке. И, как мне удалось установить, примерно в семидесятых годах девятнадцатого века в той же самой комнате жил и сам Герберт Уэллс. Только тогда это еще не была гостиница, а проживал там некто Самуэль Беннингем, член Имперской Академии Наук, приятель Уэллса, бесследно пропавший в конце девятнадцатого века. Его розысками активно, но безрезультатно занималось АИБ Западной Империи. Что-то он там такое изобретал, очень стратегически важное для страны. И у меня мгновенно возникли мысли о том, что этот Беннингем был прототипом Изобретателя — главного героя романа Уэллса.
Мне пришлось раз десять перечитать роман, чтобы прийти к убеждению, что та непонятная хренотень есть не что иное, как макет машины времени, отправленный Изобретателем во время демонстрационного опыта. Окончательно я уверился в этом, когда узнал, что иллюстрация для той старой книги, которую я видел в кабинете Костенко, рисовалась при непосредственном участии автора романа. Видимо, Уэллс ВИДЕЛ эту штуковину своими собственными глазами. То есть получалось, что машина времени в принципе была возможна. И не только в принципе.
Я не физик. Не знаю, как все это объяснить с научной точки зрения. Единственное, что мне приходит на ум, — шизофрения. Но это объяснение хотя и является вполне научным, но лежит уже совершенно в иной области. Кроме того, меня лично оно не устраивало категорически. А посему я решительно отверг его как дезорганизующее, сбивающее с толку и разрушающее разумный циничный взгляд на данную проблему.
Я вспомнил, что программные сбои в Сети возникали в основном в организациях, так или иначе связанных с изучением истории — Академия Наук, например. Я также вспомнил, что Сергей Антонович весьма интересовался альтернативной историей, и мне стало не по себе. Отмеченные красным карандашом места в книге Пикуля «Федор Кузьмич» не прибавили мне спокойствия. Ведь если в принципе возможна машина времени, то возможно и путешествие во времени. А значит, возможно и изменение реальности. В принципе…