Выбор
Шрифт:
Чушь собачья! У меня самого всегда вызывали саркастическую усмешку подобные разговоры. Как-то все слишком просто получается: не нравится тебе какой-то там египетский фараон, хлоп — и нет его, засранца! И никогда и не было! Хорошо, а что же тогда было?! Я имею в виду вместо этого фараона…
Серж Антоныч отметил в книге фрагмент явления Александру призрака отца. Пикуль очень живописно это описывал. И истекающий кровью образ Павла I, и то, как он медленно растаял в воздухе, укоризненно погрозив обалдевшему сыночку пальцем. Как будто Пикуль прятался под кроватью в императорской спальне.
Кроме того, в этой же главе Пикуль начинал высказывать свои обычные пространные измышления относительно того, что было бы, если бы да кабы… Получается, что все плохо было бы. Прихлопнули бы Павла заговорщики ни за понюшку табаку. А потом?
Потом, естественно, на трон вступил бы Александр. И что? Что изменилось бы? Не был бы подписан Великий Договор с Наполеоном? Россия заключила бы союз с Англией? Атаман Платов прервал бы свой поход в Индию? Ерунда!
Ход истории изменить нельзя. Никакими призраками. Это вам не фантастический роман, где подобные шизофренические явления могут повлиять на развитие сюжета. И вообще неизвестно, был ли в ту ночь Александр Павлович трезвым? Судя по «призраку» — нет. Да и трезвость самого Пикуля в момент сочинения романа тоже вызывает определенные сомнения.
Необходимость мирного союза двух величайших держав была продиктована временем и условиями. Европа была поражена тяжелейшей в истории человечества войной, и иного выхода ни у Франции, ни у России тогда просто не было. И господин Костенко может сколько угодно отмечать вопросительными знаками книжные абзацы, порожденные больной фантазией Пикуля, — ничего это не изменит. То, что уже случилось, — уже случилось! Кира, кстати говоря, считала точно так же.
Когда я рассказал ей обо всем этом, она едва удержалась от смеха. Но от ее ехидных замечаний я все же избавлен не был.
— Как здорово! — усмехнулась она. — А давай мы ее сами построим?
— Кого?! — опешил я.
— Машину времени, — пояснила Кира. — А что? Рисунок ее у нас есть — вон, в книжке. Железяки разные — насобираем! Будем кататься туда-сюда, воровать в прошлом произведения искусства, здесь их продавать. Слышал, за сколько ушли с последнего аукциона «Ирисы» Ван Гога? Тридцать пять миллионов!!! По семнадцать с половиной миллионов каждому… — Кира мечтательно закатила глаза.
— Смешно, — согласился я и добавил: — Но не очень. Здесь будем машину строить или сразу в сумасшедшем доме?
— Лучше прямо здесь, — серьезно ответила Кира. — В сумасшедшем доме столько незваных помощников набежит… Да и потом, там, наверное, и так есть свой Ван Гог. А после этих твоих рассказов обстановка тут ничуть не лучше, чем в настоящем сумасшедшем доме. Ты как считаешь?
— Хорошо, а если серьезно? — Я попытался вразумить Киру.
— Если серьезно? — В глазах ее продолжали скакать веселые чертики. — Глупости все это! Сбежал твой начальник и какую-то программу спер, которая, будучи активизирована, может угробить всю Сеть! Ты думаешь, зря ваш директор про пропавшие программы тебе говорил? Вот то-то! И не забивай себе голову всякой ерундой! Лучше покопайся в кабинете Костенко. Может быть, там есть какой-то потайной сейф или еще что…
Я кивнул. Покопаюсь, конечно. Хотя я и так уже весь кабинет чуть ли не вверх дном перевернул. Единственное, чего я не смог добиться, это запустить ЭВМ с расширенной памятью — она настойчиво требовала пароль и даже я не смог убедить ее перестать валять дурака. А ведь скорее всего те исчезнувшие программы находятся именно в памяти костенковской ЭВМ, подумал я. Где же им еще быть-то?!
Кира сидела на диване, с вялым интересом перебирая бумаги, принесенные мной с работы. Бумаг было немного, мне удалось собрать весьма небольшую пачечку.
— Да, странный человек был твой Костенко, — усмехнулась она, разглядывая какую-то фотографию. — Весь в своей дурацкой фантастике!
— Что это? — спросил я, пытаясь заглянуть в фотографию.
— Павел Первый, — хихикнула Кира. — Фотомонтаж. Довольно хороший. Гляди, он нарядил его в костюм по последней западной моде.
— Покажи. — Я вдруг почувствовал внезапное волнение.
— Вот. — Кира протянула мне фотографию. На ней были изображены Сергей Антонович под руку с какой-то незнакомой женщиной.
— Это Костенко, — сказал я, чувствуя, как волнение мое усиливается.
— Да?! — удивилась Кира. — Странно… Очень похож…
Она склонила набок голову, разглядывая фотографию, а я медленным движением подтянул к себе книгу Пикуля и принялся не спеша ее перелистывать.
Портрет императора Павла I обнаружился на десятой странице. Я отобрал у Киры фотографию Костенко и положил ее рядом с книгой.
— Похож, — снова заявила Кира. — Не один к одному, но очень похож! Усы… И вообще… — Она подняла на меня глаза.
Я молчал. Но, видимо, все мысли были прямо-таки написаны на моей физиономии. Потому что взгляд Киры вдруг стал гораздо строже.
— Марсель, ты что, серьезно?! — Кира задрала брови. — Ты думаешь?.. Ты серьезно?!
— Я ничего еще не думаю, — возразил я. — Просто слишком уж много совпадений.
— Каких?!
— Пока еще сам не определил, — покачал я головой. — Просто все это… как-то… не так как-то!..
Мое волнение передалось Кире. Она вся подобралась, словно борзая, почуявшая добычу. Я не думаю, что она поверила мне. Да я и сам еще не до конца поверил в неоформившуюся цепочку странностей и совпадений: Костенко — Павел I — машина времени…
— Марсель, — сказала Кира, прищурив глаза. — Попытайся взломать его ЭВМ! Обязательно!..
Взломать ЭВМ! Ха! Если бы это было чья-то другая ЭВМ, я бы вскрыл пароль за пару часов! Но Костенко был программистом, равного которому в «ДВК» нет. Всю субботу я потратил на то, чтобы обойти пароль и одновременно не развалить имевшуюся в памяти информацию. И только вечером, часам к восьми, уже окончательно отчаявшись, я вдруг опять почувствовал Сеть.
«Накатило» на меня не так сильно, но картинка была мне очень знакомой. То же самое я уже видел в этом кабинете в прошлый раз. Но сейчас мое внимание приковали к себе цифры. Длинная вереница цифр, некоторые из которых мерцали ярко-красным цветом.