Выборгская светотень
Шрифт:
Полицейские вернулись с набережной ни с чем. Хулиган, гонявшийся за Вероникой, успел скрыться.
– Вероника Викторовна, – окликнул юный круглолицый дежурный с маской на лице. Ника встряхнулась – надо же, а она и не заметила, как задремала в кресле для посетителей у стола, опершись лбом на ладонь.
– Вы все-таки лишний раз по ночам не ходите, хоть они сейчас и светлые, – сказал полицейский. – Народ сейчас дерганый, криминала стало больше. Кто-то работу потерял, у кого-то бизнес накрылся, и далеко не все это адекватно переносят… Мы, конечно, центр строже патрулировать будем, но помните, что осторожность не помешает.
Вероника потерла глаза ладонью и кивнула:
– Спасибо. Буду осторожнее.
"Вот только это явно был не безработный, который в отчаянии решился на грабеж и не шизанувшийся после карантикулов гопник…"
Было уже 4 часа утра, и на набережной погасли фонари; рассвело. Солнечные зайчики уже весело играли на воде Залива. Ника возвращалась в гостиницу спокойно.
Несмотря на чашку кофе, который ей любезно заварил дежурный, Орлова чувствовала, как отяжелела голова и слипаются глаза. Поскорее бы добраться до "Виктории" и лечь… "С ректором надо будет искать контакты на свежую голову. А я после бессонной ночи не смогу придумывать оригинальные ходы и искать подход к собеседнику…".
Телефон в кармане снова зазвонил, когда Ника проходила мимо лодочной станции. Звонок разбудил спящего на ступеньках возле кассы того самого рыжего кота с ободранными бакенбардами. Пушистый красавец недовольно повел ушами и смерил девушку укоризненным взором: "Что за безобразие! Под ноги лезут, шатаются всю ночь, да еще трезвонят! Совсем люди обнаглели!".
Ника достала телефон и нажала на кнопку принятия звонка. Она готова была жестоко наорать на идиота, который, сам того не ведая, устроил ей такую "веселую" ночь. И рявкнула:
– Алло! Орлова слушает!
– Слушай, Орлова, – прошелестело в трубке, – не лезь в это дело. Нос-то свой любопытный придержи, а то как бы тебе его не прищемило больно!
– Да пошел ты! – от этих угроз и попыток напугать ее Вероника обозлилась еще больше. Она знала, что лающая собака практически никогда не кусает. Если хотят причинить вред, не предупреждают об этом. Так, любимец Виктора, манул Мася, не издает ни звука, подкрадываясь к забредшему в хозяйский сад незнакомому коту или собаке. Ника пару раз наблюдала эту картину. Манул не рычал и даже не ворчал. Его короткие могучие лапы переступали по земле совершенно бесшумно. Даже трава не шелестела, так тихо он скользил. И неосмотрительный чужак не подозревал об опасности до той самой секунды, когда на него словно из воздуха обрушивалась серая молния, сверкающая желтыми глазами. Зато собачонки, любящие чуть что, на любой шорох, закатываться истошным лаем, зачастую поджимали хвост и испуганно шарахались, видя, что страху ни на кого не нагнали и наоборот, могут сами схлопотать на орехи.
– Ты бы хоть номер скрыл, пугальщик, – усмехнулась Орлова.
– Что, уже боишься? – прошептал собеседник. – Правильно. Тебя предупредили.
– Сам смотри, не испугайся. А теперь иди, пожалуйста, на фиг, я устала и хочу спать!
– Хочешь узнать, как работает ИВЛ? – хихикнул шептун и быстро отсоединился.
"Надо проверить этот номер по своим каналам. А сейчас я должна выспаться".
Ночной портье проводил постоялицу сонным взглядом. "И чего полуночничают? закрыто же все. И куда она в шортах и тапках ходила? На пляж, что ли, среди ночи подалась?". Когда Ника скрылась в лифте, парень снова прикрыл глаза. Хоть бы часок дали подремать. А то всю ночь носятся, как оглашенные…
***
Переодеваться в пижаму сил не было. Стянув топик и шорты, Ника рухнула на кровать, укрыла озябшие ноги благоразумно прихваченным пледом от "Бауэр" и почти мгновенно уснула.
Проснулась она от того, что солнце залило ярким светом весь номер. Недовольно заворчав, девушка потянулась за ручными часами, лежащими на ночном столике. И сон слетел с нее: полдень?! Ну и разоспалась!
Ника вскочила с постели и, как была в одних трусиках, схватила телефон. Надо сразу же разослать запросы, чтобы поскорее выяснить, кто названивал ей ночью с угрозами.
Когда Орлова, освеженная душем, поднялась в ресторан, там уже сидел Гершвин, листая обеденное меню.
– Э, да ты, оказывается, Спящая Красавица, – он поднялся и отодвинул стул для Вероники. – Я уже и у Олеси побывал, и следователю фитилей навтыкал, теперь вот пообедать зарулил, а ты все спишь и спишь. Это на тебя чистый воздух так подействовал? Да ладно, не смущайся. Я тут сам в первый день как дал храповицкого! Не поверишь: четырнадцать часов продрых! После мегаполиса от здешней атмосферы опьянел, как от тройного "Макаллана". Встречу со следаком проспал. Кстати, он сегодня тоже хорош был, – ухмыльнулся Наум, – глаза красные, зевает, как крокодил, тормозит, как старая "копейка"! Видно, прогулял где-то всю ночь. Он и так не гигант мысли, – съязвил адвокат, – а спросонья вообще Буратино Дуболомович!
– Ну а что Нестерова? – Вероника открыла меню.
К ним подошел официант, и беседа прервалась. Сделав заказ, Ника и Наум дождались, пока официант отойдет. Гершвин сказал:
– Я пытался расшевелить память Олеси: не выглядел ли в их встречу Константин заболевающим или просто человеком, ощущающим недомогание. Она ведь тоже медик, сразу бы заметила. И задал вопрос, из-за чего у нее конфликт с коллегой.
– И что она сказала? – нетерпеливо спросила Вероника.
– Нет, – Наум поставил ладони "шалашиком". – Константин выглядел здоровым и полным сил. Если человек буквально назавтра сваливается с высокой температурой и поражением легких, он не будет перед этим таким энергичным и жизнерадостным. Да и на ютубовском видео можно заметить, что из него здоровье фонтаном било. Как он дочку в воздух подбрасывал, а ведь она уже не кроха, четыре года, а выглядит на все шесть, крепышечка такая; наперегонки с ней носился по Парку, и никакой одышки или кашля не было. Ты ведь тоже смотрела.
– Да, и в конце он поднял Олесю, поставил себе на ладони и попросил прохожего сфотографировать их. Он был полон сил и прекрасно себя чувствовал.
– А назавтра его повезли под мигалкой на ИВЛ… Конечно, можно отговориться тем, что вирус незнакомый, коварный, все его формы и проявления еще не изучены. Но чует моя чуйка, что тут не все так просто. Да, и еще, Ника: Нестеров снимал квартиру на Вокзальной улице. Там через дорогу – кафе-пирожковая. Он туда каждый день ходил; они как раз в разрешенной ему стометровой зоне находились. Константина там должны помнить, он покупал у них на обед кулебяки и расстегаи и по три-четыре штуки прямо на ходу уписывал. И в последний раз приходил накануне госпитализации, и аппетит у него был по-прежнему отменный.
– Я зайду в эту пирожковую, – сказала Вероника. – Заодно и отведаю их выпечку. Припоминаю, что Тася однажды нахваливала какую-то выборгскую пирожковую недалеко от вокзала, говорила, что там и уютно, как дома, и цены – "на сотню вполне наешься", и выпечка вкусная. Может, это та самая?
– Только они по старинке работают до 17 часов, – напомнил Гершвин, – так что надолго не откладывай.
Им принесли суп из белых грибов, карпаччо, морковный пирог и яблочный фреш для Наума, и спагетти с беконом, салат Капрезе, пирожное и двойной кофе для Вероники. Разговор продолжился не сразу; какое-то время оба наслаждались искусно приготовленными блюдами. Доев из симпатичного горшочка последнюю ложку супа, Гершвин стал рассказывать о беседе со следователем, работающим с делом Нестеровой.