Выброшенный в другой мир
Шрифт:
Он умел засыпать по желанию и просыпаться в нужное время. На этот раз проснуться пришлось ночью. Сначала Салан не понял, что же его разбудило. Потом на грани слышимости до него донесся то ли скулеж щенка, то ли плач ребенка. Откинув одеяло, парень оделся на ощупь, натянул сапоги и, открыв дверь ключом, вышел в темный коридор. Плач сразу стал громче. Придерживаясь стены, он пошел на звук, пока не обнаружил в стенной нише девушку, которая почти беззвучно заходилась плачем, тоскливым и безнадежным.
– Кто тебя обидел, милая? – спросил Салан, присев рядом на корточки. – Я могу чем-то помочь? Не надо так плакать, твое горе рвет душу.
Она подняла на него взгляд, и парень в удивлении отшатнулся. В неверном лунном свете
Глава 23
– Ради всех богов, не уходи! – схватила его за руку девушка. – Ты сказал, что мой плач рвет тебе душу. Значит, она у тебя еще есть, в отличие от всех остальных в этом замке. Тебе надо быстрее бежать из этого змеиного гнезда. Они отберут твою душу, заставят сделать какую-нибудь мерзость, и потом ты это будешь повторять делать и дальше изо дня в день. Я же чувствую, что ты хороший, что ты хочешь мне добра. Если у тебя нет денег, я отдам свои драгоценности. Беги отсюда быстрее! Только, – она на мгновение запнулась. – Подари мне хоть ненадолго немного радости и тепла. Пусть и в моей жизни будет хоть что-то хорошее. Я так завидовала этой бесстыднице Ларе, когда она орала на весь замок! Если ты мне откажешь, останется завтра забраться на башню и броситься на камни вниз головой!
В ее голосе было столько горя, что парня пробрал озноб.
«А ведь она сделает, что говорит – внезапно совершенно ясно понял Салан. – Чем бы ни были вызваны ее слова».
– Или ты уже не сможешь этого сделать после сегодняшнего? – со страхом в голосе спросила девушка.
Он ничего не ответил, но она сама прочла ответ в его глазах и просияла:
– Ты можешь, и тебе меня жалко! Пусть хоть так, если нет любви. Хоть тень человеческого чувства, и можно будет жить дальше хотя бы воспоминаниями о случившимся!
– Глера, ну что вы такое говорите, разве так можно?
– Повтори мое имя еще раз! Когда ты так говоришь, у меня тает сердце. Салан, почему нельзя? Чем я хуже этой Лары?
– Вы гораздо лучше, именно поэтому я не могу...
– Ты отказываешь мне в такой малости? – следы былой радости полностью исчезли из ее глаз, плечи затряслись, и она снова зарыдала.
– Боги, Глера! – парня пронзило такое ощущение нежности и сострадания к этой девушке, что он сделал то, чего делать не собирался – обнял ее и начал гладить ладонью шелк ее волос. Девушка сразу перестала плакать и вцепилась в него, как утопающий в протянутую руку.
– Пойдем ко мне, – зашептала она, против воли рождая у него желание. – Это совсем рядом! Ну что тебе стоит? Я же вижу, что ты ко мне неравнодушен! И в трапезной ты все время не сводил с меня глаз! Твои взгляды бросали меня в жар, именно потому так горько было, когда вы с Ларой...
– Извини, я не хотел, но она просто навязалась...
– Я ее знаю, не надо больше об этом, поцелуй меня!
Он промедлил, и она сама нашла его губы и прикоснулась к ним, не зная, что делать дальше. Он поцеловал Глеру, которая в ответ застонала и прижалась к нему всем телом. Подхватив девушку на руки и уже ни о чем не думая, он занес ее в свою комнату и уложил на кровать. Этой ночью Салан был особенно нежен и сдерживал себя изо всех сил, стараясь дать девушке все, на что был способен.
Когда все наконец закончилось, и он немного пришел в себя, счастливая девушка обхватила руками его плечи, наклонила свое лицо к нему, обдав водопадом волос, и прошептала с радостью и надеждой:
– Теперь ты только мой! Никому никогда не отдам! Салан, увези меня отсюда! Давай убежим далеко-далеко!
– А как же семья?
– Какая семья? – с горечью усмехнулась Глера. – Нет у меня семьи. Моя мать вздорная и эгоистичная женщина. На всем свете она любит только своих сыновей, даже свою грудь им давала, а меня сразу же отдали кормилице и забыли. Да, они заботились, чтобы я была одета и обута, и своим видом не позорила семейство Рабек, мне даже нанимали учителей, чтобы я по глупости или незнанию не ляпнула что-нибудь неподобающее. А на день рождения кидали мне на столик какую-нибудь драгоценность, как собаке бросают кость. Братьям я тоже не нужна. Альт мне сразу дал понять, что знаться со мной не желает. Пока Вельт был маленький, мне разрешали с ним возиться. Потом мы даже недолго дружили, пока мать не объяснила ему, что дружить с девчонками не подобает, что они совсем для другого... Моей подругой была замечательная девушка – дочь одного из наших соседей. К несчастью, мой отец положил глаз на его имение. Сам шевалье упал на охоте с лошади и сломал шею, а его старшего сына убили разбойники. О том, что стало с моей подругой, я боюсь даже думать. И такого за моим отцом водится немало. Мой отец – чудовище, Салан! Во время мятежа он обобрал всех дворян в графстве, якобы для помощи королю, одновременно направив гонца Мартину с уверением в помощи и поддержке. Надо ли говорить, что король не увидел этих денег, а герцог так и не получил обещанной помощи? И так во всем. Соседям многое известно, и о многом они могут догадываться, но все молчат из страха перед графом. А с тем, кто осмеливается что-то сказать против, случаются всякие неприятные вещи. Мой старший брат с компанией своих приятелей ни в чем не знали удержу и натворили такого, что отец серьезно боится разборок со стороны нового герцога. Он даже мать с младшим сыном хочет отправить к деду. Обо мне, конечно, речи не было. А теперь он будет убивать тех, кто, по его мнению, может быть опасен, и делать это, скорее всего, придется тебе. А откажешься, убьют и тебя.
– Значит, ты не любишь отца?
– Я его ненавижу, а за Риту убила бы собственными руками, если бы могла!
– А если это сделаю я?
– Я тебя слишком люблю, чтобы потерять!
– А если я это сделаю так, что на меня не падет подозрение?
– Я не знаю, как такое можно сделать, но помогу, чем смогу, только увези меня отсюда! Я больше не могу жить среди этих чудовищ, притворяющихся людьми, ловить на себе презрительные или сочувствующие взгляды прислуги и ждать, когда отец решит продать или подарить меня нужному ему дворянину. Мне уже пятнадцать лет, Салан!
– А если я не тот, за кого себя выдаю? Если я вовсе не дворянин?
– Разве для меня ты от этого станешь хуже? Скажи, как ты ко мне относишься? Я тебе хоть немного нравлюсь?
– Кажется, я впервые в своей жизни влюбился, – честно ответил он то, что чувствовал.
– Я так рада! – засмеялась Глера, тесно к нему прижавшись и ловя ртом его губы.
– Не сейчас. Извини, но я совершенно пуст. Давай сейчас оденемся, сделаем все, что нужно, и до утра расстанемся. Никто не должен знать, что между нами что-то есть.
Они быстро надели одежду и вышли в коридор.
– Нам надо пройти в трапезный зал, – сказал Салан. – Как это сделать, чтобы не попасться охране?
– Какая охрана? – удивилась Глера. – Пост есть только возле покоев отца, и один стражник дежурит в коридоре у дверей матери и Вельта, а слуги сейчас все спят, даже повара, слишком еще рано.
– Тогда давай ты пойдешь вперед, а я буду идти сзади. Если тебя все же кто-то встретит, то ни в чем не заподозрит, и вопросов задавать не будут, а я успею укрыться в одной из стенных ниш. Они у вас здесь почему-то повсюду.
– Это все дед моего отца, – тихо засмеялась Глера. – Он строил этот замок и считался большим любителем скульптуры, а, может, им и был. Раньше во всех нишах стояли скульптуры, которые он приволок из военных походов и купил у имперских купцов.
– Разве они торгуют скульптурами? – удивился парень.
– Обычно нет, эти привезли по его заказам. Ладно, я пошла.
За все время пути им никто не встретился, и дверь трапезного зала была открыта.
– Как часто чистят стул твоего отца?