Выход из одиночества

Панизовская Галина

Машина Жиля прибыла наконец из Ирпаша. Следовало ее зарегистрировать, подтвердить права, получить столичный номер. Короче говоря, он провел в учреждениях весь день, стоял в очередях на товарной станции, в регистрационном отделе. Сидел в привокзальном кабачке. И все это время он слышал шепот, шипенье, угрозы - город проклинал Нормана ди Эвора.

Нет, в самом деле, это ему не снилось. Это был кошмар, какое-то наваждение из средневековья, но это ему не снилось.

Вот уже дней пять во всех столичных газетах начали появляться странные намеки. Сначала сообщили, что в некоем загородном доме всю ночь горит красный свет и раздаются стоны и выкрики. Потом объявили, что дом

принадлежит видному ученому и в нем проводятся биологические эксперименты, характер которых академия пояснить отказалась. Далее следовали рассказы очевидцев о том, что на крыше дома, а именно на трубе, каждую ночь является неодетая женщина и выпускает из трубы грибовидные тучи зловонного дыма... И, наконец, в последней статье, просто в порядке информации сообщалось, что в городе появилось неизвестное ранее заболевание, что-то вроде психической лихорадки. Болезнь поражает детей и молодежь, неизлечима, смертельна. Причины ее пока не установлены. Известно лишь, что подобные симптомы наблюдались у подопытных обезьян, когда уважаемый профессор ди Эвор окуривал их чем-то в своей клинике...

Жиль тряхнул головой, стараясь отогнать дневные картины.

Особенно въелась в память очередь в кассу багажного павильона.

– Знаете, Моника Горуа уже заболела. Брат звонил старику Горуа. А тот плачет, говорит - оно самое...
– возбужденно рассказывала подруге стоящая рядом женщина.

– А у наших знакомых на западной стороне невесту перед венцом схватило. Перед самым венцом...

– Ты думаешь, это биогаз?
– шепотом спрашивала дама со скрипкой.

– Не знаю, дорогая. Возможно, это были просто химические опыты. Возможно, это лишь побочный продукт... Я не могу представить...

– Почему это не можете?
– удивился какой-то тенорок, массовый эксперимент... В конце концов это даже для обороны...

– Сволочи! Вот сволочи!
– выкрикнул женский голос откуда-то сзади.
– А что, ты тоже... это... эксперминтатор?

Очередь взволновалась.

– Не шуметь, господа! Военное ведомство никаких таких экспериментов не проводило... Господин, пройдемте...

– Да я... я...

– Пройдемте, говорят...

Полицейский увел что-то объясняющего тенора.

– Ну вот. Одного увели... А другие по воле ходят... Институты кончают...

– Ой, а наш сад к его саду, ну почти что к его саду, одной стороной примыкает... То-то я смотрю, собака наша второй день не ест...

– Да где его дом-то, этого Эвора? Красного петуха пустить и всего-то дел...

И тут из-за угла выплыла процессия. Какие-то женщины все почему-то средних лет, все с худыми острыми лицами, человек пятьдесят - двигались попарно посреди мостовой и каждая пара несла плакат:

"Сжечь колдуна - Нормана ди Эвора!"

– Неужели процессия?
– восхитился Браганс.
– Вот это да! Ну никак не ждал от нашего королевства!
– Браганс смотрел своими желтыми ядовитыми глазами: - Ну что вы на меня уставились, господин систематолог? Чем больше процессий, тем демократичнее государство. Это же аксиома.

Намек Браганса был прозрачен. Безусловно, полиция разогнала бы любое сборище, абсолютно любое, не будь на то особых санкций кого-то из конды.

– Процессия?
– Сим Консельюш снял очки.
– Это уже интересно... И чем были написаны эти самые... лозунги?

Да, именно так оно и было. Женщины шли чинно, не обращая внимания на сигналящие трамваи. Над ними горели, пестрели неоновые слова: "Сжечь колдуна..." На плечах наискось висели солнечные батареи, из-за спин торчали антенны.

– Новое оснащение?
– Сим хмыкнул.
– Тогда все ясно. Советник пропагандой не увлекается... Скорее, это овсисты.

"...Овсисты, овсисты...
– припоминал Жиль.
– Группка, допущенная и даже поддерживаемая кондой... Дворяне средних чинов и среднего достатка... Да-да, среднего достатка и среднего ума. Тяжелый случай. Дурак не подозревает, что он дурак. Среднему человеку повезло в этом отношении гораздо меньше. Поэтому он нуждается в самоутверждении. Их кредо? Ах да, что-то до крайности наивное: национальные обряды, костюмы..."

– Выискивать и сжигать колдунов - как раз наш исконный обряд, - очень серьезно сообщил Сим.

– А что им нужно от Эвора?

– Во-первых, у него была иностранка-мать. То есть это, конечно, во-вторых. А главное - уж очень заметная личность. Все-таки может придать весу!

Норман ди Эвор никогда ничем обезьян не окуривал - обезьян в институте не было. Был крольчатник, несколько морских свинок, иногда появлялись большие лягушки. Еще в институте был аквариум. Большой, квадратный, полный причудливых рачков и рыбок. Это было дорогое удовольствие: он стоил едва ли не больше, чем все институтские здания с аппаратурой вместе.

Институтский аквариум - подарок короля своим "дорогим друзьям-ученым" - размещался в холле, где принимали иностранцев.

– Я просил господин профессор ди Эвор. Это есть вы?

В холле у аквариума стоял нестарый лысый человек. Акцент у него был какой-то странный... будто он коверкал слова нарочно...

– Профессора ди Эвора нет в институте. Ассистент Сильвейра. С кем имею удовольствие?

– Профессор Калиити из Рима, - с готовностью представился лысый.

Так вот он - Кон Калиити, с которым Жиль состоял в переписке вот уже десять лет! Они оба изучали материалы об аппарате осязания у рыб и лет десять назад одновременно выпустили очень похожие монографии. Монография Калиити вышла в Милане с прекрасными иллюстрациями Риэлли. Калиити написал Жилю первый: "Дорогой коллега и брат! Неудивительно, что наши книги так схожи. Ведь мы оба, каждый в своей стране, изучили все записи, отчеты, заметки - все, что выходило в мире по интересующему нас предмету. Может быть, мы и не гении, но мы с Вами принадлежим к систематологам - честным труженикам науки". Славный итальянец был многословен и певуч...

– Господин Кон! Какими судьбами? Я рад приветствовать вас лично...

Калиити повел себя странно. Он как-то растерянно глянул на Жиля.

– Да-да... конечно, - промямлил он, - но я бы просил... То есть когда будет сам господин профессор?

– С ним встретитесь в понедельник. По пятницам он не бывает.

Жиль недоуменно смотрел в удаляющуюся спину Кона...

А через час разъяренная Малин вызвонила Жиля в крольчатник:

– Вот он - ваш иностранец.

За забором сада, где жили животные, боязливо толпились соседские дети. Кролики лежали, уткнувшись мордочками, вытянув холодные лапки.

– Господи! Какой иностранец?

– Лысый. Сказал, что профессор Эвор разрешил посмотреть кроликов. Вы еще с ним стояли, я же сама видела...

В этот миг завыла сирена. (Сирена была здесь установлена, наверное, с прошлой войны. Она мирно ржавела в подвале. Но тут она вдруг завыла. Оглушительные, непереносимые звуки...)

Они бежали, бежали... Встречали на бегу бегущих. Людской поток несся по холлу, к самому главному входу, предназначенному для высоких гостей.

Там, перед аквариумом, стояли растерянные представители администрации, у директора Дорта тряслась голова: все ценные рыбки и рачки плавали кверху брюшком...