Выход воспрещен
Шрифт:
Нормально. Относительно.
В тяжелой кожаной куртке и тонком свитере я взопрел как последняя сволочь, но деваться было некуда. Других шмоток, закрывающих ограничивающий костюм, не завезли, а покупать не было времени. Голова даже немного кружилась от автобусной атмосферы, а еще тревожила Янлинь, начавшая ко мне принюхиваться с отчетливо выраженным и уже хорошо знакомым мне интересом.
— Эй! — меня схватили за плечо, — Ты чего девочку зажал?! Ой…
Наглая рука, ощутившая под кожей куртки угловатую сталь
— Недавно в городе? — вымученно улыбнувшись от жары, спросил я, стирая свободной ладонью пот со лба.
— А тебе ч… Третий месяц, — окончательно потерялся детина.
— Не распускай руки! — строго погрозила пальцем высунувшаяся Янлинь, — Потеряешь!
— Кого? — затупил парень, уставившись на неё, как на седьмое чудо света.
Диалог на этом оборвался, так как на остановке народ начал массово выходить, а до самца в гимнастерке добрался некто худой, бледный и в висящих мешком вещах, тут же оттащив парня куда подальше и начав тому страстно шептать на толстые уши здоровяка всякие полезные вещи.
Неосапам вовсе не обязательно применять свои способности, чтобы набить кому-то рожу. Мы не просто здоровее, быстрее и сильнее нормального человека, наши тела даже в спокойном состоянии куда ближе к физическому пику тонуса организма. Этот кадет, явно являющийся нормальным человеком, еще этого не понимает. Мальчишеские драки, выяснение отношений, разборки — из-за этого погибает или попадает в тюрьму до 7 процентов молодых неосапиантов. Но если нормальный угрожает неогену смертью или увечьями, то… да. Руки действительно могут оборвать или надломить. Неосапианты давно и надежно отучают советскую молодежь от пагубной привычки размахивать кулаками. Нечто подобное было в моем мире, правда, там американские детишки приходили в школу со стволами, делая своим обидчикам похохотать, но там таких акций было маловато для воспитательного эффекта. А вот в Стакомске юные гопники и любители мордобоя быстро кончились как вид.
Из автобуса мы вывались двумя взъерошенными зомби, волочащими ноги к спасительному ларьку с квасом. Сердобольная пышная девушка в халате, обслуживающая реанимационный агрегат, аж начала наливать заранее, пока мы еще пёрлись к ней. Причем даже подскочила к китаянке, что-то тараторя той на ухо, пока Янлинь жадным вампиром присасывалась к кружке. Я же не обращал внимания вообще ни на что, кроме своей литровой прелести, чувствуя, как желудок, обмотавшись иссохшими кишками, подпрыгивает, ловя ледяные капли долгожданной жидкости. Лишь потом, кое-как объяснив, что хочу добавки и отправив пышку заниматься второй порцией, я понял, почему она сорвалась к Янлинь — взмокший от пота сарафан девушки, прилипший к ее телу, очень много чего откровенного поначалу демонстрировал. Впрочем, сохла она быстро.
— Ну и жара, ну и жара…, — приговаривала раздатчица, качая головой и наполняя нам уже по третьей кружке, — Вы это… не лопнете?
— Я-то нет, — поделился я мыслями с подательницей прохладных благ, — А вот куда в неё три литра влезло…
За что и удостоился возмущенного китайского взгляда.
А потом мы пошли. Прямо ногами и по улице, в неведомые дали. В какие именно — мне было сугубо фиолетово, так как несмотря на всю жару, неудобство КАПНИМ-а и духоту косухи, в которой можно было бы и морозы пережить, я наслаждался жизнью. Вокруг был Стакомск, вокруг был Советский Союз, вокруг был ранний сентябрь.
Люди с удивительно беззаботными мордами лица, топающие по своим делам. Они же, идущие парами и тройками, оживленно переговаривающиеся и жестикулирующие. Улыбки. Как давно я не видел улыбок на улицах. В другой жизни, в другом времени? Возможно, ведь помнится мне, что люди вроде когда-то улыбались и разговаривали друг с другом, а не шли, уткнувшись в экраны смартфонов, поглощенные общением с куда более удобными собеседниками. Те, кого можно в любой момент отключить, куда удобнее, конечно. А еще их не нужно звать в гости, угощать, провожать, ходить самим. А если можно обойтись смайликом, то зачем напрягать столько мимических мышц на голове?
Правда, с моей рожей не поулыбаешься приятно. Вот разных поганых улыбок у меня целый арсенал, но добрых не завезли. Увы и ах. Впрочем, я как-то привык плясать от того, что есть, а не жалеть о том, чего нету. Ну нету и нету. Никто не обещал, что будет.
В конце прогулки, длившейся минут двадцать, нас ждала стена, наподобие той, у которой и стояла «Жасминная тень», только не внешняя, а внутренняя.
— Районная стена Стакомска, — коротко пояснила китаянка, беря меня на буксир и таща к чему-то, очень похожему на вход в метро, откуда то и дело выходили люди с большими сумками, — За ней китайская часть.
— Мы туда? — удивился я, предвкушая новые впечатления и стремясь увидеть китайский быт.
— Нет. Мы сюда, — девичий палец уверенно ткнул в подземный спуск, — Идём!
Это оказался подземный базар. Хотя нет, неправильно… Это оказалась опломбированная станция метро, которую приспособили под местную «горбушку». Вроде бы даже конечная, потому как места тут было удивительно много. И продавцов с лотками тоже.
— Это вообще легально? — хмыкнул я, с любопытством вертя головой по сторонам и наслаждаясь могучим подземным сквозняком, насколько свирепым, что у каждого продавана на его лотке в обязательном порядке наличествовали четыре кирпича, удерживающие целлофановую пленку во избежание сдутий всего подряд к ядрене фене.
— Нелегально! — фыркнула китайская девушка, нахально притираясь ко мне задом вплотную, перехватывая сумку обеими руками, — Идем!
Суть телодвижений Янлинь была прозрачна как слеза младенца — сквознячище пёр такой, что легонький белый сарафан с девушки вполне мог содрать целиком, так что она использовала меня и сумку для уменьшения риска собственному целомудрию. Под понимающими взглядами продаванов, на чьих физиономиях было мало как славянского, так и законопослушного, мы и посеменили вглубь этих торговых катакомб.