Выхожу на связь(Очерки о разведчиках)
Шрифт:
Времени терять некогда. Перешла через дорогу в поле и начала подавать условные сигналы сбора группы. Никто не откликается. Сигналила долго, пока не начало светать. Что же делать с рацией, оружием, со всем грузом, который при ней? Первый же встречный догадается, кто она такая… Решила закопать. Прямо в поле, у скирды.
Приметила место — и пошла. А куда идти? Впереди — деревня. Постучалась в крайнюю хату.
На стук вышла старуха полька. Ася рассказала ей свою «легенду». По «легенде» она, Анна Молодий, бывшая воспитанница детского дома в Виннице, с приходом немецкой армии была отправлена в Германию,
Старуха выслушала с сочувствием, но в дом не пустила:
— Ходь, ходь отсюда, а то немцы сожгут хату!
Ася пошла наугад. В дороге ей повезло: встретила хлопцев, тоже направлявшихся в сторону Кракова. Присоединилась к ним. Вместе тайными тропами перебрались через границу между Германией и Польским генерал-губернаторством. А потом она уже шла сама. Жандармы не раз останавливали, проверяли ее документы. Но бумаги были в порядке, и «легенда» убедительная. Так она без особых приключений и оказалась в Рыбне, на хуторе у Игнаца Торговского. О судьбе своих попутчиков она конечно же ничего не знает.
Командир группы «Голос» Березняк прыгал последним. Приземлился прямо на шоссе. Только успел подобрать парашют и скатиться в кювет — пошли военные машины. Отполз в лесопосадки.
Когда прошла автоколонна, начал подавать условные сигналы сбора группы. Звуковой — скрежет финки о лопатку. Световой — мигание фонарем, свет красный — зеленый — красный. Подавал сигналы целый час. Без ответа. Уже начало дружно светать. Березняк закопал парашют и пошел куда глаза глядят, лишь бы подальше от станции и шоссе. В кармане пистолет, деньги группы: немецкие оккупационные марки, рейхсмарки, польские злотые, доллары. В рюкзаке батареи радиопитания. Шел по лесу до полудня, не встречая никого, не зная, в какую сторону и ориентироваться — на восток или на запад. Сказывалось нервное напряжение, двое суток без сна. Решил присесть на пенек, поесть, перекурить…
Очнулся, открыл глаза: лежит, облокотившись на пень, а над ним стоят два гитлеровца-жандарма.
Не говоря ни слова, обыскали, связали, бросили на повозку. Захватили с собой рюкзак. Повозка затряслась по просеке, потом по проселку. В селе все так же молча пересадили арестованного в автомашину, повезли в город.
Ночь он провел в камере-одиночке. А наутро его повели на допрос. На столе перед жандармским офицером пистолет Березняка, деньги, фиктивные документы, батареи.
— Предупреждаю: говорить только правду. Улик, чтобы вас вздернуть, больше чем достаточно. Кто вы?
— Я советский разведчик.
— Как попали сюда?
— Выброшен с парашютом.
— Какое имели задание?
— Я должен был доставить советской разведгруппе в Кракове радиопитание и деньги.
— Куда вы должны были прибыть?
— Адреса у меня не было. Встреча запланирована на краковском рынке.
— Когда вы должны встретиться на рынке с советским агентом?
— С двадцать четвертого по двадцать седьмое августа от четырнадцати до восемнадцати часов.
— Как вы узнаете его?
— Это он должен был узнать
Офицер стал уточнять детали. Березняк отвечал быстро и четко, стараясь держаться как можно естественнее.
— Отправим вас в краковское гестапо. Если вы говорите правду, можете рассчитывать на снисхождение. Если лжете… — Он выразительно щелкнул пальцами.
Итак, первый ход партии сыгран удачно. Передышка, которую невольно предоставили жандармы, врасплох захватившие его в лесу, дала время хорошенько обдумать план действий.
«Что же делать? Молчать?» Вооружившись логикой и хладнокровием, он стал размышлять.
Еще во время подготовки к операции в разведотделе он, тщательно изучая Краков, особо заинтересовался рынком «Тандета», расположенным недалеко от центра города. По прежнему опыту Березняк знал, что большой рынок — наиболее удобное место для встреч со связными, для ухода от преследования. Значит, он правильно сделал, сказав, что встреча, мол, назначена на рынке. Остальные детали придумать было нетрудно. Главное, чтобы они показались гитлеровцам правдоподобными.
Закованного в наручники, под усиленной охраной его привезли в краковскую тюрьму гестапо. Допрашивали еще трижды, пытаясь запутать. Он твердо держался своей новой «легенды».
Двадцать четвертого утром его приведи в тюремную парикмахерскую. Постригли, побрили. Сняли наручники, вернули его синий, даже отутюженный костюм. Из кармана пиджака торчало ухо розового платка.
Следователь, насмешливый верзила с оторванным указательным пальцем на правой руке, сказал:
— Пойдешь на рынок и будешь продавать часы. Вот твои батареи и часть денег. Можешь передать по назначению.
В закрытой машине его довезли до здания почтамта. Показали:
— Рынок там. Предупреждаем: если посмеешь дать какой-либо знак, кого-то предупредить, пуля в лоб. Если никого не встретишь, вернешься сюда же. Иди!
Рынок начинался далеко на подходах к площади. Круговорот, тысячеголовый муравейник. Чем здесь только не торговали! Сигареты, самогон, барахло… В ходу и оккупационные марки, и швейцарские франки, и английские фунты, и американские доллары. При всей толкотне и неразберихе — специализация: в одном месте промышляют спекулянты обувью, в другом — женским бельем, в третьем — солдатской амуницией. Торговцы часами облюбовали узкую улочку рядом с площадью.
Березняк достал часы, начал курсировать вдоль улочки. С обеих сторон его подпирали плечами дюжие молодчики тоже с часами в руках. «Гестаповцы», — догадался он.
Покупатели были. Но Березняк заломил за свою «Омегу» такую цену, что они шарахались в стороны, осыпая его проклятиями.
Первый день. Второй…
Наступил последний день, 27 августа.
Беспалый следователь, усмехаясь во весь рот, весело сказал:
— А не водишь ли ты нас, милый, за нос? Но водить нас за нос не так уж безопасно… Если сегодня ты никого не встретишь, пеняй, дружок, на себя.