Выкорчеванная
Шрифт:
— Те четыре, что я испробовала, отлично работают, — ответила я, и он уставился на меня.
Он не мог поверить, пока не заставил меня показать ему с полдюжины Ягиных заклинаний. Все они были похожи: состояли всего из пары слов, нескольких жестов и капельки тех или иных трав и ингредиентов. Точное количество не имело значения. И строгого порядка прочтения заклинаний тоже. Теперь я поняла, почему он счел, что ее заклинаниям невозможно научить, потому что я почти не помнила, что именно делала, когда их выполняла, тем более не могла объяснить, почему поступала именно так, а не иначе. Но для меня после всех этих зажатых, сильно перегруженных заклинаний, которыми он меня пичкал, эти были невероятным облегчением. Мое первое впечатление о них оказалось верным:
Его такое объяснение бесило, и мне было почти его жаль. Наконец, когда я произносила последнее заклинание, он решил просто стоять надо мной, записывая все мои действия в мельчайших деталях, даже мой чих оттого, что я слишком сильно наклонилась в процессе к корице. Когда я закончила, он решил все повторить самостоятельно. Было очень странно наблюдать за ним, словно в далекое и льстящее тебе зеркало: он повторял все в точности за мной, но делал это грациознее и с большой точностью, воспроизводя все слоги, которые я скомкала, но не успел еще дойти до середины, как я уже могла сказать, что ничего не выйдет. Я дернулась, чтобы его прервать. Он бросил на меня уничижительный взгляд, так что я заткнулась и позволила ему забрести подальше в чащобу, и когда в результате, как я и думала, ничего не произошло, я сказала:
— Вам не следовало в этом месте произносить «miko».
— Но ты произнесла именно так! — резко ответил он.
Я беспомощно развела руками: вне всякого сомнения так и было, хотя, если быть абсолютно честной, я этого не помнила. Но помнить было не важно.
— Когда это делала я, это было правильно, — сказала я, — а когда это сделали вы, то вышло неверно. Словно вы шли по следу, но за это время на тропу упало дерево или какой-то куст вырос, а вы все равно полезли напролом, вместо того, чтобы обойти и…
— Нет там никаких кустов! — проревел он.
— Полагаю, так бывает, — ответила я многозначительно, обращаясь в пустоту: — когда проводишь слишком много времени, сидя дома, и забываешь, что живое никогда не остается там, где вы его оставили.
На этом он с гневом выгнал меня вон.
Должна отдать ему должное: он дулся до конца недели. Потом он вытащил из своих закромов небольшую коллекцию других книжечек с заклинаниями — пыльных и не тронутых, исписанных заклинаниями, похожими как в Ягиной книжечке. Все они показались мне старыми друзьями. Он пробежался по ним, проконсультировался в десятке других книг, и на их основе составил для меня курс обучения и практики. Дракон предупредил меня о всех опасностях высшего искусства — заклинание может выйти из-под контроля на половине дела и начнет все крушить; или вы потеряетесь в волшебстве, и станете бродить словно во сне, который обретает реальность, пока ваше тело погибает от истощения; или пытаться воспроизвести заклинание, которые вам не по силам, которое высосет досуха все и за пределами того, чем вы владеете. И хотя он так и не сумел разобраться как работают заклинания, которые мне лучше подошли, он с яростно критиковал результаты моей учебы и требовал, чтобы я объясняла заранее, чего хочу добиться в результате, и когда я не могла точно предсказать итог, он заставлял меня отрабатывать это заклинание снова и снова, пока мне это не удавалось.
Если объяснять кратко, то он старался обучить меня как можно лучше, и, несмотря на то, что это была для него неизведанная область, помочь мне в странствиях по моему новому лесу. Он по-прежнему отказывался признавать мои успехи, но не из зависти, а из принципа: его здравому смыслу, привыкшему к строгому
Месяц спустя после начала моего обучения он наблюдал за моими попытками создать иллюзию цветка:
— Не понимаю, — сказала я, а на самом деле, простонала: это было невероятно трудно. Три мои первые попытки были похожи на поделки из тряпья. Сейчас мне удалось состряпать более-менее приличный шиповник, если только не пытаться его понюхать: — Куда проще вырастить настоящую розу. Зачем же мучиться?
— Все зависит от масштаба, — пояснил он. — Уверяю тебя, куда проще создать иллюзию армии, чем созвать настоящую. Да как же это работает? — выпалил он, как с ним иногда случалось, когда убогость моей волшбы доводило его до белого каления. — Ты ведь даже не поддерживаешь заклинание… ни словом, ни жестом…
— Но тем не менее, я даю волшебству силу. Много сил, — безрадостно ответила я.
Те первые несколько заклинаний, которые получились меня без чего-то похожего на магическое выдирание зубов, были таким огромным облегчением, что я уже было решила, что самое худшее позади, и сейчас, когда я разобралась, как это работает — что бы там не говорил по этому поводу Дракон — остальное будет просто. Но скоро я убедилась, что не права. Отчаяние и ужас подпитывали мои первые попытки, а мои следующие попытки были сродни моему первому опыту, когда Дракон пытался меня научить своему волшебству, самым легким заклятиям, которые, по его ожиданиям, я должна была выполнять легко. И я в самом деле легко с ними справилась. Тут он начал учить меня настоящим заклинаниям, и худшее снова вернулось… если не по-прежнему невыносимо, то по крайней мере, с чрезвычайными трудностями.
— Как же ты вкладываешь в него волшебство? — спросил он сквозь зубы.
— Просто уже нашла тропу! — ответила я. — Уже стою на ней. Разве вы не… чувствуете? — отрывисто спросила я и протянула ему руку с цветком. Он нахмурился и охватил его руками, произнося:
— Vadiya rusha ilikad tuhi, — и на мою иллюзию наложилась вторая: две розы одна в другой. Его вариант довольно предсказуемо имел тройной ряд идеальных лепестков и тонкий аромат.
— Постарайся сделать такую же, — сказал он отрешенно. Его пальцы слегка шевелились, и мелкими шажками мы довели наши иллюзии до такой степени схожести, что было невозможно сказать, где чья. Внезапно он сказал: — Ах, — и в ту же секунду я начала видеть его заклинание: почти такое же, как состоящий из сверкающих деталей странный часовой механизм на его столе. Со странным импульсом я попыталась сравнить наши заклинания: его я представила мельничным колесом, а мое стремительным потоком, которое его движит.
— Что ты… — начал произносить он, и внезапно у нас осталась одна роза, и она начала расти.
И не только расти: плети начали взбираться по полкам в разные стороны, оплетая древние тома и потянулись к окну. Высокие, стройные колонны, поддерживающие дверную арку, потерялись среди растущих стволов, отпустивших ветви в палец толщиной. На полу начал расти мох и фиалки, нежные листья папоротника. Повсюду цвели неведомые мне цветы. Странные бутоны, одни свисающие вниз, другие с заостренными кончиками, яркой расцветки, и все помещение было густо насыщено ароматами, запахам опавших листьев и пахучих трав. Я с удивлением оглядывалась по сторонам, мое волшебство по-прежнему лилось легко.
— Вы это имели в виду? — спросила я. И в самом деле, это оказалось не сложнее, чем создать единственный цветок. Но он с таким же как и я удивлением разглядывал разбушевавшуюся вокруг растительность.
Пораженный он впервые посмотрел на меня с неуверенностью, словно был не готов столкнулся с чем-то неожиданным. Его длинные узкие ладони накрывали мои, державшие розу. Волшебство пело в мне, текло через меня. Я чувствовала схожий отзывчивый напев его волшебства, исполнявший тот же мотив. Внезапно мне стало жарко, нахлынуло странное ощущение, и я высвободила свои руки.