Выкуп
Шрифт:
Но и это ещё не всё… Коварный соблазнитель не должен останавливаться, и упаси его господь потратить свой боезапас преждевременно. Он должен нежно и страстно продолжать истязать свою жертву, чтобы она смогла добраться до конвульсий еще не раз…
Такая у меня любовь. Во всех смыслах.
Затем мы дремлем. То есть, я сплю, а Люба нежится рядом. Когда я прихожу в себя, она подаёт мне сигарету.
– Так что у тебя происходит? – спрашивает она, глядя на меня в упор своими зелёными глазищами.
– У меня?.. – я пробую валять дурака,
Она даёт мне понять, что если я забыл о свидании с нею, – тому должны быть серьёзные причины. Она требует выложить все подробности, она у меня такая, ей всё интересно, моя рыжая стерва вникает в каждую деталь моей жизни.
Я не сопротивляюсь. Есть какая-то притягательная новизна в этой строгой опеке. У меня всегда были женщины, которые смотрели на меня снизу вверх, я был для них кумиром, денежным источником, истиной в последней инстанции. Я принимал все решения, а женщины следовали моим прихотям.
Моя нынешняя любовь – совсем другая история. Теперь я не принимаю никаких решений. Я просто плыву по воле любовных волн. Люба сама меня выбрала, сама уложила в постель, сама нашла эту квартиру, сама составила график наших свиданий. И я, удивительное дело, наслаждаюсь своим безволием, своей податливостью. Я, конечно, не альфонс, но… оказывается, быть игрушкой в руках красивой женщины – не такая уж горькая участь.
И вот под прицелом внимательных зелёных глаз я делаю обзор дня – и сразу история с соседским синяком всплывает в моей голове. Что-то там есть, на дне этой истории, что-то не додумано мною до конца. Надо бы спуститься в этот колодец памяти и пошарить там… но Любу мещанские синяки не интересуют.
Зато сцены газетной летучки приводят её в восторг, она слушает с удовольствием, сидя на постели, – и время от времени подёргивает плечами, так что её маленькие груди вздрагивают, а соски заостряются…
Любин интерес не удивителен. Дело в том, что её муж – хозяин издательского холдинга. Я познакомился с Любой как раз на журналистской тусовке, – то есть, она со мной познакомилась.
Когда я передаю ей мой разговор с приятелем-редактором, мне приходит в голову, что он так и не перезвонил мне. Это плохой признак. Моя любовь видит, что у меня испортилась настроение и предлагает мне помощь: она поговорит с мужем, и тот что-нибудь придумает.
– Нет, – говорю я, – не стоит.
Нет, никогда, – думаю я про себя. Можно быть сексуальной игрушкой в руках женщины, но до сих пор я сам решал, где и на кого буду работать. Кроме того, пока о нашей связи не знает никто, но если я появлюсь в газете мужа-олигарха, шила в мешке не утаить.
– Почему? – удивляется моя любовь. – А что изменится?
Нет, – отрезаю я. Люба пожимает плечами, её грудки повторяют это движение, а она, греховодница, словно бы не замечает их наглой сексуальной агрессивности.
А вот рассказ о санькиной любви, против моего ожидания, не вызывает у Любы особенных эмоций. Она только замечает, изогнув стан, что я мог бы захватить с собою Саню, и она бы вмиг излечила парня от безнадежной любви…
– Тебе мало меня одного, распутная ты женщина? – строго замечаю я. – Я уже не говорю о твоём муже…
– И не говори… – отвечает она и, задумавшись, продолжает: – А вообще она поступила благородно. Ну, этот кареглазый ангел…
– Благородно? – переспрашиваю я.
– Да, – отвечает она. – По-человечески.
Я хмыкаю: ничего себе по-человечески!
Люба на полном серьёзе объясняет мне: всё без обману, она попыталась его полюбить, но не получилось.
– Что значит, не получилось? – саркастически спрашиваю я. – Могла бы утешить парня, хотя бы разок.
– Она попыталась, – отвечает Люба. – Но она же не проститутка…
– Ну да, – говорю я. – Она попыталась, а он всю жизнь будет вспоминать и мучиться.
Люба кладёт руку мне на голову, смотрит в упор своими глазюками. А разве это плохо? – шепчет она. Бедному поэту подарили счастливую неделю любви. И пусть теперь страдает. Может быть, из этих страданий выльется что-нибудь путное, в литературном смысле.
– Он не поэт, – ворчу я. – Он прозаик.
– Ничего, – отвечает Люба. – Пусть напишет роман. Не про заек. А про любовь.
Журналист. Полёт
Я сворачиваю с Садового кольца к себе во двор как раз в ту секунду, когда край солнца дрожит над эстакадой, готовый окончательно исчезнуть.
Ничего себе денёк, – мелькает в моей голове, когда я выхожу из «Тойоты».
– Добрый вечер, Дмитрий Анатольевич! – возникает за левым плечом Нурали. – Можете не беспокоиться, с машиной всё будет в порядке.
Я не очень беспокоюсь, но всё равно приятно, когда проявляют заботу.
Иду к подъезду и вдруг:
– Папа!
Моя родная дочь, моя Лёлька бежит по двору и с ходу кидается мне на шею.
Я её целую, она меня целует, и с полминуты мы так обнимаемся, – что называется, от души. Я не могу на дочку наглядеться, а она уже отстраняется, смущённая…
– Ну, перестань, ну всё, пап…
– Что ты здесь делаешь? – говорю я. – Почему не позвонила?
Лёлька начинает укоризненно сопеть (ну, точно, как её мать), а я вижу на телефоне пять её звонков.
– Ладно, виноват, – сдаюсь я, – пошли домой, там разберёмся…
Но Лёлька стоит на месте.
– Не могу, пап, меня ждут…
Кто ждёт? Я беспокойно оглядываюсь. Только ухажёров мне ещё не хватало… Но на лавке у песочницы сидят две девчонки. Слава богу.
– Послушай, папуль, – начинает Лёлька, и я уже понимаю, о чём речь, и достаю кошелёк. – Ты что, забыл?..
Так, что я ещё упустил из виду?
– У мамы день рождения в субботу, – с нажимом говорит дочка, а я пускаюсь в доказательства того, что я всё прекрасно помню, до субботы ещё полно времени…