Выпавшие из времени
Шрифт:
Беседа оказалась долгой. Когда Романов узнал все, что хотел, у него возникло сильное желание приказать подчиненным вывезти семейку за город и расстрелять "при попытке к бегству". Он считал, что максимальное наказание, которое мог им назначить суд, то есть пожизненное заключение, будет для такой мрази подарком судьбы. А если еще учесть гуманность присяжных... Но генерал сдержал порыв. Он никогда не занимался подобными делами и не собирался заниматься впредь.
Заканчивая допрос, Романов дал бандитам четкую установку признаться на следствии во всех своих преступлениях, но не рассказывать никому о бывших своих "колдовских" умениях, чтобы не смущать умы непосвященных людей. Пантелей и оба его сына клятвенно пообещали
Отправив бандитов, вызывающих у него непреодолимое отвращение, в камеру и, приказав дежурному передать их утром представителям МВД, Романов снял пиджак и прилег отдохнуть на диване в комнате отдыха, расположенной рядом с его кабинетом. Вопреки расхожим представлениям об отдыхе власть имущих, это была маленькая комнатка с диваном, видеодвойкой и книжной полкой, и использовалась исключительно по прямому назначению. Генералу частенько приходилось перехватывать здесь два-три часа сна, когда наваливалась неотложная работа, и некогда было ехать домой.
Он лежал на спине, вытянув руки вдоль туловища, и пытался с помощью аутотренинга прогнать прочь все дурные мысли. Иногда это у него получалось, но не сегодня. Из головы не шли эти мерзкие, похожие на огромных крыс человеческие существа. У Василия Андреевича теплились еще в душе остатки веры в доброе начало, заложенное Господом в человека. Но сегодня эта вера сильно пошатнулась. Генерал даже дал себе очередное обещание сходить в церковь, понимая при этом, что вряд ли исполнит его.
Пролежав полчаса и, так и не приведя в порядок растрепанные мысли, Романов через силу поднялся с дивана и приказал привести Карла Вайсмана. Насчет него он тоже получил инструкции от Вансовича. Старый цыган предупредил, что банкир прошел курс специальной тренировки, и никакие препараты не помогут развязать его язык. Но если пригрозить ему размещением в одной камере с Пантелеем, да еще напомнить про страшного цыгана, он выложит все, что от него потребуют.
Генерал без всякой жалости к банкиру воспользовался советом, и результат оказался потрясающим. Вайсман заговорил взахлеб, драгоценная информация хлестала из него потоком. Через два часа Романов знал об агентах влияния, коррумпированных чиновниках, прямых врагах государства в составе его руководства, получающих свои тридцать сребреников, и другой нечисти больше, чем вся служба безопасности накопала за десятилетие. Разумеется, все это время велась видеозапись. А генерал с каждой минутой все больше убеждался, что банкира ни в коем случае нельзя отправлять в Лефортово, где он после первого же допроса вряд ли переживет ближайшую ночь. Значит, нужно было или выпускать его из страны, а потом доказывать подлинность выданной им информации самому, или надежно прятать его.
По зрелому размышлению Романов склонился ко второму варианту. Он вызвал помощника - когда генерал оставался ночью на службе, все, кто мог ему понадобиться, разделяли его бдение - и распорядился приготовить надежное помещение на подмосковной базе, где квартировало силовое подразделение службы. Кроме того, приказал полностью засекретить все сведения о банкире и изъять упоминания о нем из базы данных. Покончив со всеми этими делами, он откинулся в кресле и уронил руки на подлокотники, не в силах даже перейти на диван. В таком положении его застал звонок сотового телефона. На дисплее высветилась фамилия "Вансович".
– Откуда вы знали, что я не сплю?
– устало спросил Романов.
– И что заставило вас вспомнить обо мне в такой неурочный час?
– Да уж знал, - ответил Захар загадочно.
– А звоню потому, что хотел спросить - как там мои крестники?
– Во всем сознались, и на следствии тоже не будут молчать. Но и лишнего не сболтнут, я позаботился.
– Эпсилон шестнадцать?
– невинно спросил Захар.
– Он самый, - вздохнул генерал, уже не удивляясь, откуда цыгану известно кодовое название препарата, о существовании которого знали считанные люди.
– Но, признаться, ничего интересного я от этих животных не узнал. Вот Вайсман - совсем другое дело, я его теперь никому не отдам. Пусть сначала отработает за все, что у нас натворил.
– Ваше право, Василий Андреевич, - согласился с ним цыган.
– Кстати, все хотел спросить, вы не обратили внимания в последнее время на странные слухи о каком-то предстоящем катаклизме? Или, может быть, премьер спрашивал вас о чем-нибудь таком?
– Было бы проще, Захар Фомич, если бы вы сказали, что именно вы имеете в виду. Но даже и без этого скажу - нет, ничего подобного я не слышал.
– Ну и ладненько!
– легко согласился Вансович, и спросил очень серьезным тоном:
– Скажите, генерал, а вы не задумывались о том, чтобы самостоятельно свершить правый суд над Пантелеем и сыновьями? Ведь, скорее всего, его будут судить присяжные, а они, как известно, выносят слишком много оправдательных приговоров, часто выпускают на свободу даже явных убийц.
– Конечно, задумывался, - признался Романов.
– Сильное было искушение. Но скажите, если я сделаю это, то чем буду отличаться от них?
– Наверное, вы правы, - согласился Захар.
– Храни вас Бог, Василий Андреевич.
Телефон отключился и одновременно с этим Романов понял, что старый хитрец построил разговор с ним по принципу - запоминается последняя фраза. Значит, вопрос о правосудии над Пантелеем был задан так, для отвода глаз. А что было перед этим? Конечно, речь шла о премьере. Но сколько ни ломал генерал голову, он так и не понял, в чем тут загвоздка.
В это же время Захар, сидя без сна в своем кабинете на втором этаже роскошного цыганского дома, корил себя за то, что напрасно обидел хорошего человека. То, что Романов догадался о его уловке, Захар понял раньше самого генерала по его голосу. Но менять что-то было поздно, а генерал был не злопамятен, и предводитель клана принялся обдумывать более значительные проблемы. Главной из них была та, что им не удалось замести все следы прошедшей операции.
Когда они с Жуковским и Бойцовым вернулись из Мадрида, его люди уже в аэропорту преподнесли неприятный сюрприз, поломавший все планы Захара. Они сообщили, что не удалось влезть в сознание и стереть память у одного из тех, кто узнал о существовании звездного огня. Этот человек оказался неподдающимся. Так они называли уникальных людей, чья психика была полностью изолирована от постороннего внушения. А этот был и вовсе уникумом из уникумов. Мало того, что на него нельзя было повлиять, так его мозг был еще и закрыт от слухачей. Самые лучшие из них "слышали" лишь ровный фон, так называемый белый шум, и никто из них не мог уловить ни одной его мысли.
За свою долгую жизнь Захар знал не больше двух десятков таких людей. Они не были ни мутантами, ни колдунами, никто из них даже не знал о своей исключительности. Одни умнее, другие глупее, но, кроме указанной способности, они были самыми обычными людьми. Сейчас Захар знал о существовании всего двоих таких - милицейского майора Обрубкова и теперь еще этого... Все бы ничего, но "этим" оказался не кто иной, как премьер-министр страны.
Когда Захар рассказал об этой неприятности Жуковскому, тот схватился за голову и долго о чем-то думал. А потом заявил, что ни в коем случае не хочет оставаться наедине с проблемой. Они посмотрели друг другу в глаза, и к обоим одновременно пришла одна и та же мысль. Оба поняли, что грядут большие неприятности.