Выпить и умереть
Шрифт:
— Я? Я нет… Но он выглядит очень достойно.
— И он занимается этим уже десять месяцев, так?
— Да. Но дело в том, что он болен. У него какая-то болезнь — кажется, туберкулез — и еще тугоухость. Но он был с самого начала очень щедр и внес членские взносы…
— Можно я тебе дам совет? Проведите свои бухгалтерские книги через аудитора.
— Да ты не знаешь Боба Легга! Иначе ты не стал бы бросаться такими обвинениями…
— Я еще никого не обвиняю, я просто советую сделать проверку вашей бухгалтерии.
— Но ведь ты намекаешь…
— …что
— Ты знаешь этого человека? Скажи мне!
Последовало долгое молчание, потом Уочмен пробормотал:
— Никого с таким именем я не знал…
— Тогда не понимаю тебя, — пожала плечами Дессима.
— Давай считать, что у меня возникла немотивированная неприязнь к этому парню.
— Это я и так понимаю. Прошлым вечером это было просто очевидно.
— Ну, тогда обдумай мое предложение еще разок… — Уочмен пристально посмотрел на Дессиму и вдруг добавил: — Почему ты никак не выйдешь замуж за Билла Помроя?
Дессима враз побледнела и резко ответила:
— Уж это, извини, мое личное дело…
— Ты встретишься со мной здесь сегодня вечером?
— Нет.
— Неужели я тебе больше совсем не нужен, Десси?
— Боюсь, что так.
— Похоже, ты немного привираешь, а?
— Ты как был волокитой, — заметила Дессима, — так и продолжаешь пытаться им быть. Но теперь это довольно дешево выглядит.
— Не надо меня оскорблять, — надулся Уочмен. — А вот поведай своему женишку, что я был твоим единственным экспериментальным мужчиной, на котором ты отрабатывала…
— Знаешь, мне не нравятся такие разговорчики. Все кончено. Причем еще год назад, ясно?
— Нет. Только не у меня. У меня не кончено. Почему ты злишься? Потому что я не писал?
— Бог ты мой, нет, конечно! — воскликнула Дессима.
— Тогда почему?
Он положил свою руку на ее ладошку. Словно не чувствуя его пожатия, пальцы ее руки продолжали перебирать стебельки травы…
— Послушай, давай встретимся сегодня вечером, — повторил Люк.
— Сегодня вечером я встречаюсь с Биллом в «Перышках», — просто ответила девушка.
— Я провожу тебя домой.
Дессима повернулась к нему.
— А теперь послушай меня, — сказала она с некоторым озлоблением, — нам лучше понять друг друга раз и навсегда. Ты ведь ни капельки меня не любишь, разве не так?
— Я тебя обожаю…
— Да, ты можешь называть это как хочешь, но ты меня не любишь. И я тебя не люблю. Год назад я увлеклась тобой, и мы оба знаем, как это печально кончилось… Сейчас я могу сказать, что была ослеплена. И была ослеплена еще месяца два, хотя ты и не писал мне. Я была, правду сказать, страшно обижена, но еще хранила в душе что-то… А потом вдруг враз протрезвела. И вовсе не жажду заболеть тобой снова.
— Ах, как мрачно, — пробормотал Уочмен, — как высокопарно, и как умно, и как наивно…
— Да, тебе так кажется. Только не воображай, что я стала жертвой. Я не жертва. Не надо раздувать погасшие угли…
— Да тут, по-моему, и дуть особенно не надо…
— Не
— То есть ты с этим согласна?
— Да! В том смысле, что делать этого просто не желаю.
— Хо! Почему же? Из-за Помроя?
— Да.
— Значит, ты все-таки собираешься замуж за этого болвана, да?
— Не знаю. У него такие старомодные понятия насчет любви и секса… В каком-то отношении он просто совершенно дремучий… Если он узнает о моих приключениях в прошлом году, то будет страшно расстроен. Но я не могу не сказать ему об этом до свадьбы…
— Ладно, — оборвал ее Уочмен. — Не надо думать, что я такой уж кавалер и джентльмен. Не думаю, что эти качества связаны с половым образованием, впрочем… Но не будь дурой, Десси. Ты же понимаешь, что такой союз будет просто смешон!
Он притянул ее к себе.
— Не надо… — пробормотала Дессима. — Не надо, пожалуйста…
Уочмен повалил девушку на траву, запрокинул ее голову и поцеловал в губы… Но она неожиданно стала сопротивляться и, высвободив руку, хлестко ударила его по лицу, разбив губу.
— Ах ты, дрянь… — промычал Уочмен, отпуская ее.
Десси быстро вскочила и поглядела на него сверху вниз.
— Знаешь, — сказала она, — я молила Бога, чтобы ты не возвращался сюда в этом году…
Повисло молчание.
Уочмен тоже наконец встал. Они посмотрели друг другу в глаза. И тут, словно бы совершенно автоматически, Уочмен обнял девушку за плечи и нежно поцеловал в губы. Потом сразу отпустил ее, и они разошлись.
— Тебе лучше уехать отсюда, — сказала Дессима, отойдя на несколько шагов. — Так будет спокойнее. Иначе я скорее всего просто убью тебя. Уезжай.
Послышался шорох, и на гребне холма показались Кьюбитт и Себастьян Периш.
Глава четвертая
Вечер вопросов
Уочмен, Периш и Кьюбитт обедали вместе. Мисс Даррах так и не появилась к обеду. Кьюбитт и Периш в последний раз видели ее за мольбертом, с глубокомысленно засунутой в рот кисточкой… Вероятно, в ту минуту она подбирала оттенок для скалы. За обедом Уочмен с некоторым напряжением попытался непринужденно рассказать, как они с Дессимой случайно встретились и как поссорились, споря о перспективах Левого Движения.
Друзья восприняли объяснения Уочмена без особого доверия, особенно Периш, который очень резвился на этот счет… В целом обед нельзя было назвать спокойным. В троице друзей случился какой-то явный разлад. Кьюбитт, будучи человеком чувствительным, сразу это ощутил и понял, что они как бы разделились на две партии — в одной состоял он и Периш, а Уочмен — в другой. И к тому времени, как был подан десерт и сыр, за столом повисло неприятное молчание.
Друзья даже не стали курить после обеда, как это у них было заведено. Кьюбитт заявил, что хочет помахать кисточкой при дневном свете, и удалился. Периш проинформировал всех, что намерен вздремнуть. Уочмен, которому не оставалось ничего, как только сказать, что надо написать несколько писем, понуро поднялся к себе в номер.