Выпить и умереть
Шрифт:
— Речь шла о политике, — проронил Уочмен, глядя на Дессиму. — О политике, о частной инициативе, о народе, о государстве…
— Ты… — Дессима смутно улыбнулась. — Ты безнадежен. Когда наше дело победит, ты у нас станешь большой проблемой…
— Разве вам не понадобятся в таком случае адвокаты?
— Мне бы хотелось, чтобы в адвокатах не было нужды.
Уочмен рассмеялся.
— Ну ладно, ты будешь играть? — спросил он.
— Конечно. Давайте играть все вместе. Ты будешь, Билл?
Но Билл отрицательно мотнул головой в сторону общего зала, где появились новые посетители, еще не отведавшие фирменного напитка и потому скучные и твердо стоящие на ногах.
— А вы, мисс Даррах? — повернула голову Дессима.
— Ох нет, милая. Я не имею склонности к спорту во всех его проявлениях… В детстве меня почти напрочь лишил зрения мой братец Теренс, когда угодил в переносицу яблоком, предназначавшимся брату Брайану… И к тому же я слишком… гм!.. полненькая. Нет, я уж лучше посижу и посмотрю на вашу игру.
И тут вдруг из общего зала раздался взрыв смеха и криков… Билл пригласил всех, находившихся в отдельном зальчике, посмотреть на чудо, которое учинил мистер Легг. Все прошли в общий зал и уставились на мишень… Огромный красномордый детина стоял у доски с растопыренной ладонью, прижатой к мишени, и вся ладонь была аккуратнейшим образом обтыкана дротиками…
— М-да, — проронил Уочмен, — похоже, мистер Легг нашел взамен меня другую жертву своей сверхъестественной меткости. Неудивительно, что толпы трудящихся так верят мистеру Леггу…
Тут Уочмен облокотился о стойку и повысил голос:
— Впрочем, я со своей стороны хочу предложить мистеру Леггу сыграть партию в «круглые сутки»… Играли в такой вариант, мистер Легг?
— Довольно давно, — несколько удивленно протянул Легг, вынув трубку изо рта.
— Итак, «круглые сутки».
— «Круглые сутки»?.. Но я слегка подзабыл правила…
— Вам нужно попасть во все секторы по порядку номеров, а закончить на дубле, — пояснил Норман Кьюбитт.
— По существу, — зловеще мягким тоном заметил Уочмен, — вы можете назвать это особо изощренным методом убийства времени… Убийство времени или отбывание срока… Вы когда-нибудь отбывали срок, мистер Легг?
— Нет, — сказал Легг, не меняясь в лице. — Но я ваш вызов принимаю, отчего же нет. Только выйду на секундочку, если позволите…
— Конечно, — поклонился Уочмен…
Глава третья
Дальнейшие успехи Уочмена
— Самый большой недостаток у Люка — это то, что он просто неспособен не трогать дерьмо, чтобы не пахло… — саркастически заметил Себастьян Периш.
Кьюбитт надвинул на брови свою шляпу и стал возюкать по холсту кистью еще более ожесточенно, молча косясь на Периша.
— Более того, мой двоюродный брат знаменит тем, что умеет превратить даже самое обычное говно в необыкновенно вонючее и чрезвычайно тошнотворное… — продолжал Периш. — Я тебе не мешаю с этими разговорчиками, старина?
— Нет. Поверни голову чуть вправо. Вот так. И еще — твои плечи снова опустились… Не сутулься…
— Ты прямо как доктор — живот подтяни, спину выпрями… Послушай, Норман, а что ты скажешь о нашем Люке — он ведь, кажется, ревнует к Биллу?
— Ревнует? — переспросил Кьюбитт, сосредоточенно нанося очередную краску. — Почему это ревнует?
— Не почему, а кого! Дессиму, конечно!
— Чушь. Хотя я не знаю. В конце концов, он твой кузен, должно же быть и в нем немного вашего фамильного тщеславия…
— Не знаю, старик, почему ты считаешь меня тщеславным. Я так о себе вовсе не думаю… Поверишь ли, в день я получаю в среднем двенадцать с половиной восторженных писем от поклонниц. Ну и что? Они для меня ничего не значат!
— Но ты был бы вне себя, если бы тебе одна из них отказала… Не шевели ушами, очень тебя прошу… Ну а насчет Люка ты, возможно, прав.
— Интересно, как далеко зашел их прошлогодний флирт? — полюбопытствовал Периш.
— Заткнись, пожалуйста, — я рисую твои губы…
Губы самого Кьюбитта были плотно сжаты. Некоторое время он остервенело терзал холст. Потом отступил на шаг, оглядел свое творение и заметил:
— Не думаю, что дело тут в Билле Помрое. Ведь Люк весь вечер кидался на Легга. Не понимаю, почему? Ведь он этого человека видит впервые в жизни.
— Мне показалось, что он просто пробует этого Легга на трухлявость. Пытается загнать в угол — не мытьем, так катаньем…
Кьюбитт, не отрывая взгляда от холста, добавил:
— И мне даже почудилось, что Люк одернул спой пиджак, словно в зале суда…
— Очень характерный жест, — согласился Периш.
Кьюбитт улыбнулся:
— Да, но Люк явно собирался сделать гадость этому Леггу.
— Люк не делает гадостей, — пробурчал Периш.
— Еще как делает, — холодно проронил Кьюбитт. — И это тоже очень характерно — для него…
— Но ведь он бывает и добр, и щедр, не так ли?
— Ну конечно, Себастьян, конечно. И я его очень люблю. Он меня интересует как человек.
— Да и он тебя любит! — воскликнул Периш. — Это же очевидно! Трудно не догадаться!
— Ты вложил в свои слова бездну смысла, — усмехнулся Кьюбитт. — Послушай, Себ, ты не мог бы посидеть неподвижно? Или тебя, пардон, блохи за задницу кусают? Чего ты все время вертишься? Отдохни тогда уж пару минут, если хочешь.
Периш охотно встал с валуна, потянулся и подошел к Кьюбитту посмотреть на полуфабрикат собственного портрета. Холст был немаленький. Фигура в красном свитере исполнена была чуть ли не в половину натурального размера. Небо на заднем плане вздымалось полупрозрачной голубой аркадой, а море выглядело весьма схематичным синим ковром. Солнце скульптурно высвечивало изгиб правой скулы.