Выплата
Шрифт:
Утром долго раскочегариваю старенькую кофеварку, уговаривая ее проглотить чудом завалявшиеся в шкафу просроченные капсулы. Пока Дина в ванной, звоню внучке подруги Нины Львовны — проверяю, что к нашему приходу все готово.
Дина заинтригована, но вида старается не подавать. Она смыла макияж и смотрится уже не так эффектно, как вчера, но в общем-то и без раскраски выглядит достаточно хорошенькой.
В этот раз мы едем за город через нервные утренние пробки — люди спешат на работу. Дина молча смотрит в окно, а я гадаю, удалось ли сохранить атмосферу вечера и ночи. Концерт, прогулка, шаурма — всем этим я пытался настроить Дину
Мы подъезжаем к служебным воротам в сетчатом заборе — не хочу, чтобы Дина видела раньше времени вывеску с названием учреждения. Нас встречает Света, с которой я созванивался. Это скучного вида полноватая тетка; когда она улыбается, видно, что лицо у нее доброе.
— Вон наш пятый корпус, — суетится Света. — Ребята как раз покушали, сейчас в игровой. Бахилки наденьте только… Курточки — вот сюда, в шкафчик. Вот так. Идемте.
Идем по коридорам со свежим, однако весьма экономичным ремонтом — плитка на полу подогнана плохо. В просторной игровой комнате — полтора десятка детишек лет четырех-шести. Если не особо присматриваться, выглядят они почти нормально. Игрушек у них хватает — но все же намного меньше, чем в Дининой комнате.
К нам решительно подходит бритая наголо девочка:
— А где наши подарки?
Дина растерянно смотрит на меня. Я успокаивающе поднимаю ладонь:
— Ща все будет. Пять сек.
Выхожу за Светой, чтобы помочь ей дотащить до игровой контейнеры. Самодеятельностью я не занимался — попросил ее вчера заказать все, что нужно, а сам только оплатил. Обошлось примерно в ту же сумму, что гараж для уличных пацанов, но в этот раз денег совершенно не жаль — я рад, что выдался повод так их потратить. Собственно, это стоило сделать и безотносительно Дины с ее детскими травмами.
Нянечки уже вносят подносы с нарезанными фруктами. Угощение тоже выбирала Света — этим детям можно есть далеко не все.
Достаю из контейнеров яркие коробки:
— А вот кто сейчас будет строить моднейшую железную дорогу?
Дина взвизгивает и бросается к коробкам едва ли не раньше, чем дети. Час спустя рельсы опоясывают всю игровую комнату, и по ним деловито пыхтит паровозик. Но в конструкторе еще куча элементов, строители увлеченно возводят мосты, башни, депо, даже, кажется, заводы. Дина играет с детьми на равных: возится, спорит, чуть ли не ссорится. Может, сейчас она словно бы сама стала тем ребенком, который еще не пережил предательство.
Один из мальчиков подходит к коробке, чтобы достать новые детали, но тут бледнеет и медленно оседает на пол. Тут же медсестра ввозит каталку, укладывает ребенка и вывозит. Остальные смотрят на это спокойно. Они привыкли.
Дина вскакивает и выбегает на улицу — как была, без плаща. Выхожу за ней. Она падает на скамейку, спугнув парочку вышедших покурить санитарок, и плачет навзрыд. Сажусь рядом.
— Эти дети… чем они больны?
— Не помню научных названий… Разные болезни крови, в общем.
Дина отчаянно шмыгает носом. Черт, как бы сейчас носовой платок пригодился… жаль, нет у меня привычки их носить при себе.
— Они… будут жить?
— Большинство — да. Если их правильно лечить.
Дина поднимает на меня лицо:
— Ну да-а, конечно… И ты притащил меня сюда, чтобы разжалобить
Впервые замечаю, что Дина чем-то похожа на своего отца. Не чертами… взглядом и еще чем-то трудноуловимым. Быть может, облажался я со своим планом. Почему решил, что Рязанцева-младшая способна пожалеть кого-нибудь, кроме самой себя? Пожалуй, не стоит быть слишком сладким.
— Дина, не строй из себя оскорбленную невинность. Ты сама отлично знаешь, что жизнь так устроена. Все друг друга используют. Жизнь была к тебе несправедлива, и с этим уже ничего не сделаешь. Твой отец — рептилоид, он не превратится в заботливого папашу из американских фильмов для семейного просмотра; не проникнется, не преисполнится, не попросит прощения. И с этим тоже ничего не поделаешь. А эти дети — жизнь тоже несправедлива к ним, но с этим еще можно пытаться что-то сделать. Если ты хочешь. Если не хочешь — давай я верну тебя отцу. Можешь хоть до старости сидеть среди игрушек и жалеть себя. Твоя жизнь — твое дело.
Дина сидит сгорбившись, уперев локти в колени. Вздрагивающие позвонки проступают под тонкой блузкой. Не пережестил ли я?
— Да знаю я благотворительность эту сраную, — говорит наконец Дина. — Показуха одна. Фотки с селебами, речи пафосные, самолюбование сплошное…
— Понимаю тебя. Мы, люди, все умудряемся превратить в тупую показуху. Но ты могла бы сделать лучше. Если захочешь.
— Эти дети… так несправедливо с ними все.
— Да. — Осторожно приобнимаю замерзшую девушку за плечи. — Знаешь, своих детей у меня нет пока. Но я много времени проводил с племянницей, пока она росла. А потом… жизнь по-всякому поворачивалась — с какой только мразью я не имел дела. Думаю иногда: неужели каждый из этих ублюдков был когда-то таким вот малышом — доверчивым, беззащитным… добрым? Да, дети наивно эгоистичные, но все равно же добрые. Как это у нас работает, что мы становимся… чем становимся? Что с нами не так, как с биологическим видом? Не знаю…
Дина поднимает на меня заплаканное лицо:
— Предлагаешь вернуть отцу Кипр, чтобы он отсыпал денег на больницу?
— Это тебе решать, Дин. Вот только воровство документов, вся эта мелкая месть — оно никому не поможет. А деньги еще могут кое-кому помочь. Смотри сама.
— Хорошо. Я посмотрю сама, — отвечает Дина Рязанцева. — А теперь отвези меня домой. Зайду умыться только.
По пути Дина достает косметичку и наносит на лицо боевую раскраску.
Не знаю, сработал ли мой план. Никто не способен изменить другого человека, но ведь что мог, я сделал — показал Дине вещи, выпавшие из ее поля зрения. Пожалуй, мой должок Рязанцеву закрыт.
Чего я не ожидал — что и сам так здорово выйду за рамки привычного круга проблем. Впервые за долгое время удалось выкинуть из головы проклятые вопросы. Что это за подковерная возня в Штабе, едва не стоившая мне жизни? Какие еще марионетки Кукловода ждут своего часа по темным углам? Когда и где они выйдут на свет, а главное — зачем?
В этой главе использованы стихи Вени Дркина (Александра Литвинова). В нашей реальности Веня умер от тяжелой болезни в 1999 году, в возрасте 29 лет. Надеюсь, ничьи чувства не оскорблены тем, что в романе он выведен живым. Даже Одарение не возвращает людей к жизни, а вот литература — иногда, самую малость. Хотелось бы надеяться.