Выплата
Шрифт:
То ли дело поезд. Вокзалы обычно в центре городов, от входа до уютного вагона — от силы десять минут. А там валяйся себе на полке, спи-отдыхай, чтобы приехать в место назначения полным сил и сразу приняться за дела. Попутчики, конечно, попадаются разные, но от вопящих младенцев и разговорчивых кумушек замечательно помогают наушники. И даже неизбежные между городами перебои с интернетом не страшны — можно заранее скачать на планшет кино и стать автономным от окружающей действительности. Особенно если верхнюю полку взять.
В моих смутных детских воспоминаниях
Здороваюсь с попутчиками, застилаю свою полку. Белье чуть влажное — неумирающая железнодорожная традиция. Врубаю какое-то кино — и почти сразу засыпаю, снимаю наушники уже в полусне.
Будит меня полный ужаса женский вопль. Вскакиваю с полки и в два прыжка оказываюсь в коридоре.
Подтянутая дама в аккуратной пижаме отчаянно кричит, закрывая лицо ладонями. К ней уже подбегает проводница:
— Что случилось? Вам плохо?
— Он… он… — бормочет дама, не отнимая ладоней от лица. — Что он со мной сделал?
— Кто — он? Что сделал? Что случилось? — бессмысленно кудахчет проводница.
Дама опускает руки. Вздрагиваю: над ее лицом словно поработал безумный авангардист, до смерти ненавидящий все живое. Нос свернут набок, щеки страшно перекорежены, один глаз закрыт сползшей со лба кожей… Крови при этом ни капли, и синяков нет. Даром?
Из закрытого купе раздается ор — мужской голос:
— Си-идеть, твари! Дернетесь — изувечу! Рожа набок съедет…
— Он пьяный, — всхлипывает дама. — Я ему… замечание сделала, а проснулась уже вот такой… Господи, ужас какой! За что мне это…
— Сейчас-сейчас, полиция уже идет из штабного вагона, — суетится проводница, как будто изуродованной даме это чем-то поможет.
Спрашиваю:
— Есть еще пассажиры в купе?
— Да, вагон полон… — растерянно отвечает проводница. — Две девчонки там. И полтора часа до крупной станции со спецназом…
Вбегают полицейские, один из них волокет стальной противодарный щит.
— Кто сюда сунется, изувечу! — орет мужик в купе. — А если со щитом попретесь, то по одной из этих шалашовок вдарю! Вот стечет рожа ейная набок — будет знать, как задницей вертеть!
Из-за двери доносятся женские рыдания. Какой же мерзкий у этой гниды Дар…
— Может, он блефует? — тихо спрашивает один из полицейских. — Сколько может идти восстановление такого Дара?
— Вы когда ему замечание сделали? — спрашивает даму проводница.
— Как только поезд отправился… Он сразу достал водку свою вонючую.
— Шесть часов прошло, значит…
Хреново. За шесть часов такой Дар вполне мог и восстановиться. Формально это не такое уж мощное физическое воздействие — фатального вреда здоровью нет; вряд ли учитывается, сколько значит лицо для человека, тем
— Через полтора часа станция, — говорит полицейский, прижимая к себе щит. — Эвакуируем вагон, пустим газ…
Из купе раздаются рыдания и мужской ор:
— Сидеть, шлюха! А то ка-ак изуродую! И так косорылая, а станешь еще краше!
Так, ясно-понятно, полтора часа ситуация не продержится. Только бы этот говнюк не ударил с перепугу по заложницам… но придется рискнуть. Вызову огонь на себя, благо мне-то что сделается. Говорю проводнице:
— Давайте ключ.
— Он же вас… ну эта… по вам ударит, — бормочет женщина.
Некогда объяснять. Подмигиваю:
— Ничего, я ж мужик, мне не страшно. Меня девки не за морду лица любят. Давайте ключ, а то этот псих девчонок изувечит. А отвечать-то вам!
Последний аргумент действует. Полицейские неуверенно кивают, и проводница отпирает дверь. Резко отодвигаю створку в сторону, шумно вваливаюсь и ору:
— Что, тварюга, только с бабами воевать можешь?!
Все таращатся на меня. Слева — две вжавшиеся в стену девчонки, справа — расхристанное лохматое чмо. Это очень хорошо, что лохматое. Хватаю придурка за шевелюру и со всей силы бью лицом сперва о столик, потом об оконную раму. Еще раз, и еще. Он пытается дергаться, но куда пьяному дегенерату против боксера-разрядника? Чувствую движение за спиной — девчонки догадались убежать, молодцы.
Ору проводнице:
— Дверь! Закрывай дверь, дура!
Снова прикладываю подонка об оконную раму — на этот раз затылком. Не в полную силу — нет задачи пробить ему череп все-таки. Хорошо бы оглушить, но тут я не спец. Любой парень из команды Ветра точно рассчитал бы, но я рисковать не буду. Убьешь еще случайно эту гниду — доказывай потом, что не превысил необходимую самооборону.
Отбрасываю пьяного придурка на его полку. Вытираю руки казенной простыней. Псих скулит и шевелится. Эх, все-таки не оглушил я его. Что ж теперь, караулить полтора часа до станции, чтобы еще кого не изуродовал? Купе, наверно, снаружи не запирается, не тюремный вагон чай. А так хотелось выспаться в дороге…
Пьянь шевелится, поворачивает ко мне лицо. С удовлетворением отмечаю, что выглядит он ненамного лучше дамы из коридора. Бедная женщина, надеюсь, эти жуткие спецэффекты временные… или по крайней мере РЖД оплатит ей пластическую операцию.
— Лежать, мразь! Попробуешь встать — получишь вторую порцию.
— Т-ты что такое?.. — бормочет мужик. — Т-тебя же нет, тебя н-нету… Тебя не должно быть.
Похмельный бред… или нет? Да, значит, он успел вмазать по мне своим гнусным Даром. Сам-то я использовал Дар на свободной от Дара всего однажды, будучи пьяным в стельку, потому плохо помню свои ощущения. Но в Штабе мою устойчивость тестировали много раз, и применявшие на мне Дар так описывали этот эффект: ты словно бы поднимаешься по лестнице в полной уверенности, что сейчас будет очередная ступенька — а ее нет, и усилие уходит в пустоту. Бойцы чуть иначе формулировали: бьешь по груше со всей силы, а она раз — и голограмма.