Выпуск II. Том 6
Шрифт:
Эркюль Пуаро проговорил сдержанно:
– Во-первых, я не глупец, а во-вторых, я этого совсем не думаю. Я прекрасно знаю, кто убил Эмиаса Крейла. – Он сделал паузу. – Всегда существует опасность воспринимать факты в качестве доказательств, тогда как на самом деле они ничего не доказывают. Вернемся к ситуации в Олдербери. Она стара как мир: две женщины и один мужчина. Вы приняли как бесспорный тот факт, что Эмиас собирался бросить свою жену ради другой женщины. А я скажу вам, что он никогда не имел такого намерения. Он и раньше увлекался женщинами. Правда, они от него много не ждали. На этот раз, однако, она ждала. Ибо она не была женщиной. Это была совсем молодая девушка, в любви ее мышление было чрезвычайно примитивным, она видела в ней только одно. Глубокое увлечение Эмиасом Крейлом, поглотившее ее целиком, заставляло думать, что и он питает к ней такие же чувства. Она думала, что это на всю жизнь, не сомневаясь, что он оставит жену. Но почему, поинтересуетесь вы, Эмиас Крейл не разубедил ее? Мой ответ такой: картина.
Что касается Крейла, то он, выйдя из библиотеки, встретил Эльзу с Филиппом Блейком и велел ей идти вниз позировать. Он, конечно, не знал, что Эльза Гриер была перед этим на террасе, у окна библиотеки, и все слышала. Изложение беседы, сделанное ею позднее, не отвечает действительности. Не забывайте – кроме ее слов, никакого другого подтверждения нет. Представляете, каким было для нее ударом узнать правду, сказанную с такою жестокостью! Мередит Блейк объяснил нам, что на следующий день после обеда, ожидая, пока Кэролайн выйдет из комнаты, где мы сейчас находимся, он стоял спиной к открытой двери и разговаривал с Эльзой Гриер. Значит, она стояла лицом к двери и, следовательно, могла видеть все, что происходило за его спиной, в комнате, то есть что делала Кэролайн. Таким образом, она была единственным человеком, который видел, как Кэролайн взяла цикуту. Она ничего не сказала, но вспомнила об этом у окна библиотеки. Когда Эмиас Крейл вышел, она, мотивируя тем, что ей нужно взять пуловер, пошла наверх, в комнату Кэролайн – искать цикуту – и нашла ее. Постаравшись, чтобы не стерлись отпечатки пальцев Кэролайн на флаконе, и не оставив своих, набрала яд в пипетку. Потом сошла вниз и через некоторое время влила яд в пиво, которое Эмиас по привычке выпил залпом. Между тем Кэролайн Крейл все больше волновалась. Когда она увидела Эльзу, которая поднималась к дому (на этот раз и правда чтобы взять пуловер), Кэролайн проскользнула в «сад-батарею» и, так сказать, надавила на мужа. То, что он надумал, – подло! Она не может допустить подобного! Такое поведение по отношению к девушке чрезвычайно жестоко и грубо! Эмиас, рассерженный, что прервали его работу, сказал, что этот вопрос уже решен: как только он закончит картину – велит ей собирать вещи. Тут послышались шаги братьев Блейк, и Кэролайн выходит из калитки немного смущенная, бормоча что-то об Анджеле, о школе и о том, что столько у нее еще мороки. Естественно, братья решили, что услышанный ими разговор относился к Анджеле. А фраза: «Я велю ей собирать вещи» – превратилась в – «Я соберу ее вещи».
А Эльза с пуловером в руке спускается по тропке спокойная, радостная и снова начинает позировать. Она рассчитывала, безусловно, на то, что подозрение падет на Кэролайн, в ее комнате найдут флакон с цикутой. А тут еще и Кэролайн сыграла ей на руку, принеся мужу холодного пива и налив ему стакан. Эмиас опрокидывает стакан, морщится и говорит: «Сегодня мне все кажется противным на вкус». Вы понимаете, насколько многозначительна эта реплика? Все кажется противным! Следовательно, Эмиас уже отведал что-то с плохим вкусом. И это ощущение сохранилось у него во рту. И еще одно: Филипп Блейк рассказал, что Крейл слегка шатался и даже спросил себя: «Не пьян ли я?» Это легкое пошатывание было первым признаком действия цикуты. Значит, яд был дан несколько раньше, чем Кэролайн принесла пиво из холодильника.
Эльза Гриер в это время позирует около серой стены. Веселым и естественным голосом она разговаривает с Эмиасом Крейлом, чтобы он ничего не заподозрил. Через некоторое время она увидела Мередита Блейка на скамейке, махнула ему рукой и на глазах у него еще старательнее стала играть свою роль. А Эмиас Крейл, человек, который ненавидел болезни, продолжает свою работу с особой настойчивостью, потом руки и ноги его становятся совсем вялыми, а язык немеет. Он упал на скамью обессиленный, но еще с ясным разумом.
Гонг в доме позвонил к ленчу, и Мередит встает и идет к «батарее». Думаю, что за этот короткий промежуток времени Эльза оставила свое место, подбежала к столу и вылила последние капли яда в стакан из-под пива. От пипетки она избавилась на тропинке, ведущей к дому, растерев ее в порошок. У калитки она встретила Мередита. Дневной свет там ослепляет, когда выходишь из тени. У Мередита не очень хорошее зрение, и он только замечает своего друга, сидящего на скамье в обычной позе, с «неподвижным злым взглядом», направленным на картину, как он опишет позже.
Эркюль Пуаро сделал жест в сторону картины, висевшей на стене.
– Я понял это в первый же миг, как увидел полотно. Замечательная картина. Потому что это портрет убийцы, написанный жертвой. Это образ девушки, наблюдающей своего возлюбленного, находящегося в объятиях смерти.
Глава 5
Результат
В наступившем молчании – ужасном, зловещем – лениво вспыхивали лучи угасающего дня. Последний отблеск солнца высветил темные волосы и светлые меха женщины, сидевшей у окна. Эльза Диттишем сделала едва заметное движение и сказала:
– Выведите всех отсюда, Мередит. Оставьте меня наедине с мсье Пуаро.
Она сидела неподвижно, пока дверь не закрылась.
– Вы слишком умны, не так ли, мсье Пуаро?
Тот не ответил.
– Чего вы ждете от меня? Признания?
Пуаро покачал головой.
Эльза сказала:
– Но у меня нет ни малейшего желания! И я ничего не признаю. Все, что вы говорили, – ни к чему. Все это не больше чем ваши слова. Свидетелей нет.
– Именно так.
– Я хотела бы знать, как вы собираетесь поступить?
– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы добиться реабилитации Кэролайн Крейл.
Эльза рассмеялась:
– Какой абсурд! Реабилитация за поступок, которого она не совершала. – Потом спросила: – А как со мной?
– Я передам свои выводы компетентным лицам. Если они признают возможным начать против вас дело… Наверное, они так и сделают. Однако могу вам сказать, что, по-моему, нет достаточных доказательств – это только выводы, а не факты. Кроме того, наверное, они не проявят особенного желания затевать процесс против человека вашего социального положения. Разве что в чрезвычайной ситуации.
Эльза сказала:
– Это меня не беспокоит. Если мне придется сидеть на скамье подсудимых, бороться за свою жизнь, тогда что-то и будет – жизнь, волнения… Может статься, это мне… понравится.
– Вряд ли это понравилось бы вашему мужу.
Она внимательно посмотрела на него.
– Вы полагаете, что меня хоть в какой-то мере волнуют чувства моего мужа?
– Нет. Не считаю. Собственно, я не думаю, что когда-нибудь вообще в вашей жизни вас интересовали чувства другого человека. Будь у вас такой интерес, вы могли быть значительно счастливее.
Эльза резко спросила:
– Почему вы меня жалеете?
– Потому что вы ребенок, которому еще надо многому научиться.
– Чему именно?
– Всем чувствам взрослых: жалости, симпатии, пониманию… Единственное, что вам известно – и что вы когда-то знали, – любовь и ненависть.
Эльза сказала:
– Я видела, когда Кэролайн брала цикуту. Я подумала, что она хочет покончить жизнь самоубийством. Это упростило бы все дело. А на следующий день утром я узнала… Он сказал ей, что я ему безразлична, что он не любит меня, что все кончится, как только он завершит мой портрет, Кэролайн нечего волноваться, сказал он и… ей стало меня жаль. Вы понимаете, что это для меня значило? Я нашла яд и дала ему. Я смотрела, как он умирает. Никогда я не чувствовала себя более счастливой, полной сил. Я смотрела, как он умирает… – Она раскинула руки. – И не понимала, что убиваю себя, а не его. Потом меня поглотила забота о том, чтобы Кэролайн попала в ловушку. Увы, мне уже ничто не помогло. Я не могла ей чем-либо навредить, ей все было безразлично. Она прошла сквозь все и спаслась от всего. И она и Эмиас спаслись – вдвоем они ушли куда-то… Это для меня непостижимо. Не они умерли, а я умерла…