Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!"

Флермондиана

до Бала Цветов 3 года.

Гиацинту почти 17

Оранжерея при дворце Тюильри,

Париж, 1 марта

— Граф! — окликнула его одноклассница в коридоре Оранжереи Тюильри.

Гиацинт летел по коридору, опаздывая на спортивные занятия. Общий для разных возрастов, но раздельный урок для мальчишек и девчонок. Он и так редко появлялся в спортзале вместе со всеми, и сейчас особенно не переживал. Если даже учитель назначит штраф: десять раз подтянуться на турнике… граф способен

и на более сложные трюки. Только мало кто в школе об этом знает. Достаточно, что он легко выполняет всё, чего требует от молодых людей оранжерейная дрессировка. Только бы Резак не пристал, из-за чего граф задержался, пусть лучше удовлетворится шуткой. То, чем он был занят ещё десять минут назад, безусловно, имеет отношение к спорту, и даже к отбору на турнир по фехтованию, но… учитель не похвалит. Хотя мысленно одобряет "дополнительные" занятия.

Уже коснувшись перил лестницы вниз, Гиацинт оглянулся:

— В чем дело, Мариетта?

— Тебя ищут! — в глазах и голосе хорошенькой мадемуазель Шено мелькнула тревога.

— О, Боже, кто? — граф сделал шаг назад, вернее, обморочный ленивый полуоборот, понимая, что по пустякам Мариетта не отвлекалась бы, сама опаздывает на что-то девчачье.

— Директор просил зайти! А мне сказал передать, как только я тебя увижу.

— Повод? — удивленно поднял бровь Гиацинт, не ожидая вызова от начальства. Вторая дуэль за школьное утро, это слишком. Мариетта Шено [1] недоуменно развела руками. Граф жестом сердечно поблагодарил ее, махнул рукой, напоминая, что пора бежать, боком вскочил на мраморные перила и съехал на второй этаж, не утруждая себя счетом ступенек. Мариетта ещё успела это заметить и на бегу невольно фыркнула.

— Вот дьявол! — не удержался от оценки новости Гиацинт. Соскочив за пару шагов от кабинета директора, одернул камзол, тряхнул волосами и вежливо постучал в дверь.

— А, граф Ориенталь, входите.

Заметив сбоку от директорского стола кресло посетителя, занятое учителем танцев, Гиацинт очень надеялся, что ученым мужам сейчас не до него. Но директор Оранжереи, маркиз Бораго [2] неприветливо, но и недвусмысленно пригласил ученика к столу.

— Вы подавали просьбу о внеочередной сдаче экзаменов в конце марта, чтобы закончить учебный год на два месяца раньше?

Граф Ориенталь учтиво, но коротко поклонился:

— Как всегда, господин директор.

Гиацинта удивила скорость реакции начальства, ведь свое прошение он оставил на секретарском столе сегодня утром. Ещё раньше — никак нельзя: по дурацкому внутреннему распорядку те, кто учится очно, не вправе сбегать из школы раньше весны, даже если им необходимо сдать экзамены и зачеты экстерном. Законно — не вправе. Если семейные обстоятельства требуют, отпустят в любое время, но экзамены придется сдавать позже. Ну вот, сегодня первое марта, он и написал, что положено. В чем дело?

— Я не могу удовлетворить вашу просьбу о досрочном отъезде.

"Какого чёрта?!" — мысленно скрипнул зубами граф, а внешне вежливо ждал объяснений, не торопясь возмущаться, пока не знает обстоятельств дела.

— Очень удачно, что маэстро Вудс присутствует здесь. Он вам всё объяснит, — угрюмо буркнул директор,

явно не желая громкого скандала, но понимая, что с Гиацинтом это вполне возможно. — Прошу, маэстро!

Изящный, словно способный гнуться без суставов (он бы имел успех в цирковом номере человек-змея), танцор Ильвен Вудс по прозвищу Многоножка [3] повернулся всем телом к графу Ориенталь.

— Ваше сиятельство, не по своей злой воле мы вмешиваемся в ваши планы, прошу поверить! Но есть интересы выше личных… престиж нашего заведения…

— Не понимаю, — холодно сузил глаза Гиацинт, хотя отлично понял. Сама должность учителя танцев была подсказкой, ключом к заговору.

— Да всё вы понимаете, граф, — махнул рукой маркиз Бораго. — Когда передо мной на столе лежит заявление с вашей собственноручной подписью, а рядом прошение их высочеств, тоже собственноручное, — (он потряс гербовым листом), — а в ушах ещё с прошлого года звенит возмущенный крик обеих принцесс и слёзные просьбы не срывать им праздник, как думаете, чью просьбу я вынужден считать приказом? Во-первых, они — благородные барышни, во-вторых — их две, в-третьих, они — принцессы Франции! Мне продолжать аргументацию?

Гиацинт молча отрицательно мотнул головой, сжимая кулаки и кусая губы. Директор Бораго преподавал высшую математику и уж что-что, а считать и доказывать теоремы умел. И спорить с ним… Директор сам вбросил общественности прозвище Жестколист, и любил повторять в ответ на жалобы и призывы к милосердию, что если уж его предки зачем-то увековечили в гербе именно это растение, приходится быть его достойным. Среди предков маркиза встречались шотландцы и корсиканцы, крутизна нрава ещё та! Как раз чтобы держать в руках королевский "рассадник юных дарований".

На самом деле, твердая рука у высшей власти просто мода, подражание королю. Бораго преподает и принцессам (они учатся дома, в другом крыле дворца, но пишут контрольные и сдают экзамены со всеми). Не слыша привычный властный тон, наследницы престола не будут трепетать перед учителем. Ведь он — их подданный. Ну, не их лично, папин, но всё равно…

— Я пару раз читал устав Оранжереи Тюильри, — глухо проговорил Гиацинт. — Может быть, невнимательно… но я не помню там рабской зависимости!

— Почитайте лучше придворные правила! — вспыхнул директор. Жестколист понимал, что возможны осложнения, и метнул грозный мобилизующий взгляд на "сообщника". В конце концов, чьи это кровные интересы!

— Граф, я умоляю, не горячитесь! — примирительно поднял руки учитель танцев. — Я понимаю ваши чувства, но душой полностью на стороне принцесс! Весенние балы без вас… это напрасно потраченные силы и средства! Государственные средства, заметьте, и немалые! Имейте совесть, это ваш выпускной год! Последняя возможность для учеников выступить прилично! Я и так боюсь представить, что нас ждет дальше! Знаете, сколько высоких гостей притащится на майский бал? Догадываетесь почему?

Да-да, всех приглашают на официальные торжества пятнадцатого, но как же не приехать на пару деньков раньше и не развлечься за наш счет! Престиж королевской Оранжереи, мой собственный престиж как хореографа! У вас есть ко мне личные счеты, повод для мести? Лучше скажите сейчас, и я покаюсь, в обмен на ваше согласие! Нет? Тогда за что вы так хотите моего позора?

— Маэстро Ильвен, — (Гиацинт не удержался от снисходительной гримасы), — не драматизируйте, пожалуйста. Бал предполагает наличие, кроме меня, других мужчин, способных танцевать! Я-то вам что плохого сделал?