Вырай. Новая эпоха
Шрифт:
Вера, услышав родной голос, слабо улыбнулась.
Через несколько минут пришёл Иван. Он помог погрузить Верочку на носилки. На улице уже ждали.
В сложных родах обычно участвовал весь Родник. Роженицу укладывали на крыльце церкви, и прихожане хором молились за мать и дитя. Молитва помогала не всегда, но что ещё можно было сделать? Соня тащила носилки, стараясь не думать о том, что Вера может умереть.
Хромушку оттеснили – место рядом с Верой заняли сама настоятельница и Сергей. Дьякон хотел усыпить Верочку, но Ксения не разрешила – бледная, уставшая Вера и так была на грани обморока. После чудодейственного «снотворного» роженица могла уже не проснуться.
– А муж её где?
Соня вздрогнула. Она совершенно забыла о чужаке, и вопрос застал её врасплох.
– Нет мужа. Это непорочное зачатие.
– Да ты что! Серьёзно?! – Вячеслав старался не смотреть на крыльцо. Зелёное лицо и совершенно неуместные в такой ситуации вопросы дали понять Кривицкой, что мужчина впервые присутствует при родах.
«В каком месте он жил? Там что, никто не рожал никогда?»
– Конечно, серьёзно. Зачатие такое же непорочное и чудесное, как и все божественные откровения Прихода! – Прошипела Соня. Она едва сдержалась, чтобы не послать любопытного новичка.
– Соня! Соня, ты где? – Верочка заметалась на грязном матрасе, отпихнула руку настоятельницы и попыталась подняться.
– Кривицкая, иди сюда. Может, если рядом будешь ты, несчастная хоть немного успокоится. А вы, братья и сестры, начинайте.
– Приими, о всеблагословенная и всемощная Госпоже Владычице Богородице Дево, сия молитвы, со слезами Тебе ныне приносимыя от нас недостойных раб Твоих…
Едва Соня оказалась рядом с подругой, та с облегчением вздохнула и потеряла сознание. Соня почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Верочка была сверстницей младшей сестры, умершей одиннадцать лет назад, когда на город опустился лиловый туман. Тогда же погибли и родители. Может, именно поэтому семнадцатилетняя Вера всегда была так важна для Софьи. Девочка заменила ей семью.
Хромушка не могла, просто не могла дать подруге умереть.
Забыв о конспирации, о маячившем впереди костре, Соня включила внутреннее зрение.
Матка ходила ходуном. Но всё равно было непонятно, что происходит. Кривицкая напряглась, и словно что-то хрупкое лопнуло в её груди. Тёмная пелена спала, и она, наконец, увидела.
Как маленький, тоже смертельно уставший человечек стремится в мир, но упирается в выход ножками. Ещё немного, и место, служившее убежищем девять месяцев, станет ему могилой. За ним отправится и мать – натянутые волокна мышц готовы были разорваться в любую секунду.
Откуда-то из далёких далей послышался возмущённый крик Аристарховой:
– Что происходит?!
Соне было плевать. Ровный гул голосов, читающих молитву, очень помогал – Сила, впервые превратившись из тонкого ручейка в ревущий водопад, оттягивала страшный момент. Целительница задрала платье роженицы, засунула руку в родовые пути и схватила ребёнка за ногу.
Если бы Вера не потеряла сознание за несколько минут до этого, она бы сделала это сейчас. Хромушка практически по локоть залезла внутрь, поняла, что вытянуть ребёнка таким способом не получится, положила вторую руку сверху на живот и стала осторожно, но настойчиво поворачивать малыша головкой вниз.
Кривицкая заметила какую-то возню краем глаза. На миг отвлёкшись, целительница как раз успела увидеть, как от удара в челюсть Сергей улетает с крыльца, а Ксения и Жорж пытаются обезвредить взъерошенного Вячеслава. Мужчина не давал подойти к Вере и Софье, сыпал давно забытыми в приходе матерными словами и орал, что из-за бредового отношения к колдовству не даст погибнуть юной матери и ребёнку.
Малыш наконец оказался в нужном положении. Хромушка послала немного Силы, и Вера пришла в себя.
– Тужься. Тужься, Верка! Почти всё!
Верочка была всё же слишком слаба. Софья чувствовала, как вся Сила уходит на то, чтобы малыш наконец-то родился.
Когда мальчишка истошно заверещал, Кривицкая удовлетворённо улыбнулась и отключилась.
– Соня! Сонец! Ты долго ещё валяться будешь?
Дико раскалывалась голова. Весёлый мужской голос ввинчивался в мозг, словно шуруп. Хромушка застонала и попыталась открыть глаза. Не получилось.
– Давай, красотуля. Постарайся. Тебе бы банку варенья сейчас захавать или мёда, но чего нет, того нет, так что давай, сама.
Голос вдруг показался тише. Софью затошнило, и она поняла, что снова сейчас отключится.
– Эй, ты это, не вздумай! Зараза. Лады, погодь, сейчас помогу.
Соня почувствовала, как до её руки дотронулись чьи-то тёплые пальцы. Секунду ничего не происходило, а потом состояние стало улучшаться. Будто бы внутренние силы, ушедшие на спасение Веры и её сына, потихоньку возвращались на место. Это было настолько неожиданно и приятно, что Кривицкая крепко сжала чужие пальцы и стала вытягивать из непонятного источника всё, что только могла. Оказалось, это просто и так же естественно, как и дышать.
– Сдурела?! – Пальцы резко отдернули.
Соня открыла глаза. Сейчас она себя чувствовала просто смертельно уставшей, не более того. Бледный Вячеслав, с упрёком глядя на неё, массировал свою руку.
– Чуть не уконтропупила. Учись контролировать себя, а то плохо всё закончится.
– Что это было?
– А ты не знаешь? – Слава с интересом уставился на собеседницу.
– Я вообще ничего не понимаю, кроме того, что мне конец, и, судя по всему, тебе тоже.
Только сейчас Соня сообразила, где они. В церковном подвале.
Храм был очень старый, и никто не знал, для чего здесь эти решётки. Покойный отец Павел, возможно, был в курсе, но он об этом месте не распространялся, и нашли церковную тюрьму лишь после его смерти. Аристархова активно её использовала.
Здесь ждали вынесения и исполнения приговора люди, открывшие в себе запрещённые способности. А также сидели провинившиеся – стащившие чужую порцию еды, попытавшиеся обмануть настоятельницу при еженедельных исповедях или усомнившиеся в Боге.
Сейчас здесь находились лишь Соня и Вячеслав. Им даже оставили лучину – щепка, вымоченная в старом подсолнечном масле, жутко чадила и неровно горела, в большей степени освещая узкий коридор, чем камеры, но и этого было достаточно. Лучше, чем сидеть в полной темноте.