Вырай
Шрифт:
— Не выдумывай. Девки знаешь, как ходить могут? Это кажется, что они медленно. Газку надо поддать.
И они поддали. Девушки не стали ближе. Одна из них повернулась, нетерпеливо помахала.
— Да стойте вы! — Возмутился Олег. — Подождите на месте! — И почти шёпотом добавил: — Курвы.
Девушки послушались и остановились. Ребята, не сговариваясь, припустили бегом. Расстояние не изменилось.
— Стой, Олегыч! — Вадик притормозил. Несмотря на холод, его прошиб пот. — Не надо за ними бежать! Это не девки. Это заманухи!
— Какие заманухи?
— Бабка покойная рассказывала, что до войны здесь зимой по ночам мужики ходить боялись. Почему — точно не помню, малой был. Но что-то про двух попутчиц точно было.
— Ты дебил? Бабы, как бабы.
Будто услышав Вадима, барышни исчезли, словно их и не было.
Дорога и сугробы вдоль неё задрожали, замерцали и исчезли. Вадик завопил:
— Что за фуфел?
Прямо перед ними на расстоянии вытянутой руки теснился кладбищенский штакетник. За ним, как полагается — кресты и памятники, украшенные снегом, высоченные деревья. Сзади — поле. И никаких следов, как попали сюда — совершенно непонятно.
— Что-то я не догоняю, как это?
— Не ссы, Вадик. Давай вот что: как — мы потом, дома разберёмся. А сейчас давай выбираться.
В первую очередь попытались позвонить родителям. Не получилось — сеть отсутствовала.
Совсем близко, меньше, чем в двух километрах, сияла фонарями Потаповка. Парни, рассчитывая срезать путь, побрели по сугробам напрямик. Через десять минут, когда до дороги оставалось сделать два шага, мир вновь подёрнулся дымкой. Несчастные студенты уткнулись носами в кладбище. Олег витиевато выругался.
— Олег, я ж тебе говорил, это какая-то муть, как в том сериале, помнишь?
— Херня. Это у нас похмелье в головах чудит. Пойдём.
Ещё час они пытались выбраться. В разных точках своего пути пытались позвонить, но не получалось. И всё время оказывались возле могил.
Первым сдался Олег. Он совсем по-детски расплакался, плюхнулся задом в сугроб возле кладбищенского забора.
— Я больше не могу! У меня голова до самых яиц замёрзла! Домой хочу!
Вадим, который сам уже давно не чувствовал ни рук, ни ног, сел рядом на корточки. С трудом ворочая языком, задубевшими губами, осиплым голосом стал уговаривать:
— Братуха, не надо сдаваться. Мы выйдем, обязательно. Я тебе шарф на шапку повяжу — он у меня тёплый, мамка из собачьей шерсти вязала.
Олег не реагировал, а продолжал плакать навзрыд.
Вадим вскочил, в сердцах шарахнул ногой по забору и заорал:
— Твари! Что вам от нас надо!
Никто не ответил. Зато окрик подействовал на Олега. Парень утёрся перчаткой, с трудом поднялся, отряхнул зад от снега и сказал:
— Пошли.
Через полчаса силы его всё же покинули. Со словами: «Вадя, я устал, давай передохнём», рухнул прямо в сугроб.
Вадим запаниковал. Он где-то слышал, что первый шаг в зимнюю могилу — сонливость на морозе.
— Не спи! Не спи, скотина! — Вадим тормошил друга, хлопал по щекам, но Олег не реагировал. Вадик не умел оказывать первую помощь. Пульс он тоже не умел искать, поэтому взвалил друга на спину и потащил.
В очередной раз оказавшись у кладбищенского забора, Вадим завыл в голос. Слёз не было. Олег не приходил в себя. Опустив друга на снег, Вадим понял, что тот не спит — парень был ледяным, руки и ноги скрючены.
— Помер. Помер, твою мать! — Заорал. Потом стал пинать забор. Несколько досок не выдержали и сломались.
— Господи, да что ж это! — Вадик понял, что он следующий. Куртёнка давно перестала греть, пальцы на ногах словно отрезали ножом. Хотелось спать.
Несколько минут юноша сидел, уставившись на тело друга. Голова кружилась, мысли текли всё медленней. Вадим потряс головой.
— Прости, я знаю, ты поймёшь. Прости.
Снял с друга дублёнку, с трудом натянул поверх своей куртки. Дублёнка не сошлась на груди, но спине стало теплее. Надел две шапки, в последний раз всхлипнул и упрямо двинулся к деревне.
Сколько раз возвращался к телу друга, Вадим сбился со счёта. Каждый раз делал привал — садился прямо на снег, доставал телефон, смотрел на часы, которые всё время показывали полночь.
Как только начинало клонить в сон, парень поднимался и шёл туда, где горели огни Потаповки. Отсутствие собственных следов на снегу от предыдущих попыток выбраться не удивляли. Как и всё остальное. Просто хотелось домой, в тепло.
Где-то совсем рядом прокукарекал петух. Это было так неожиданно, что уставший парень споткнулся и упал лицом в снег. Когда отплевался, понял, что прямо перед носом — забор первой деревенской хаты, а точнее, агроусадьбы «Счастливый бусел». За одно мгновение каким-то образом было преодолено около двух километров.
— Буслик ты мой, родной! — Парень подхватился и, пошатываясь, побрёл в деревню. До дома оставалось пройти несколько сотен метров.
Калитку открыть не смог — не хватило сил. Во дворе забеспокоился Бакс. Ни на что не надеясь, непослушными мёртвыми пальцами Вадим достал телефон, который тут же зарылся в снег.
Упрямо, из последних сил, юноша попытался дотянуться до гаджета. Оперся о калитку, та не выдержала и со скрипом отворилась — родители не знали, когда приедет сын, и на всякий случай не заперлись. Вадим ввалился в родной двор.
Бакс бегал вокруг парня — то скулил, то заливался лаем, рьяно облизывал лицо, но юноша почти не реагировал. Пёс бежал к дому, царапал дверь, выл и бежал обратно. Рыл снег вокруг смертельно замёрзшего и уставшего человека, спешил к дому и звал, звал хозяина на помощь.
В доме зажёгся свет. На крыльцо в семейных трусах и валенках выскочил встревоженный отец. Пёс стрелой рванул к нему, потом к Вадиму, потом опять к старшему хозяину.
— Батя? Это я. Я дошёл, бать!
Вадим отключился.